Зельда Марш
Шрифт:
— Господи, Миранда, зачем вы дали мне спать так долго! Я пригласила одного знакомого на завтрак к часу!
— Нет, мисс Марш, джентльмен позвонил и сказал, что не может прийти. Он добавил, что ужасно сожалеет, да, но прийти не может.
— Не может прийти? И больше ничего?
— Да, мэм, ничего больше. Он ужасно сожалел, что…
— Он сказал свое имя?
— Да, мэм. Мистер Кирк — или Чирк, я не разобрала.
Зельда неподвижно смотрела на девушку.
— Кирк, — произнесла она слабым голосом, закусив губу..
Прошло два пустых томительных
Она виделась с Томом, и Том был, как всегда, нежен, предан, влюблен. Ни разу не вспомнил, не спросил о человеке, за которым гнался по ее приказу. Несмотря на все усилия Зельды скрыть тревогу или горе, они сквозили в ее глазах, в выражении ее лица. Миссис Харни спрашивала, что с нею. Но ни Том, ни Джон не спрашивали. Зельда чувствовала на себе их обеспокоенные взгляды, но ни тот ни другой ничего не говорил.
Она была теперь особенно нежна к Тому, отвечая на каждый его поцелуй, благодаря за каждое проявление внимания. Ей хотелось дать ему почувствовать, что ни одна тень не омрачает их отношений, что никто не стоит между ними. В его объятиях она обретала ясность и спокойствие, с его губ пила сладкое утешение. Милый Том! Ее верный друг и рыцарь!
Но отчего нет ни звука от Майкла? Она терялась в догадках. Отчего он не написал? Не позвонил? Что заставляло его молчать? Или он не был рад встрече? Не хотел видеть ее снова? Она не собиралась вносить смятение в его жизнь, она хотела только помочь ему, поддержать, сделать его немного счастливее — ничего больше.
Она боролась со своей оскорбленной гордостью. Написала письмо — разорвала, нацарапала второе — уничтожила и вот, наконец, третье запечатала, надписала адрес, наклеила марку… Долго смотрела на узкий коричневый конверт, лежащий перед нею. И, повинуясь внезапному побуждению, вдруг соскребла марку, решив, что письмо отвезет Миранда, пока она, Зельда, будет на представлении в театре. Так скорее и вернее.
«Вы можете отнять у меня работу, здоровье, лишить меня всего в жизни — друзей, тех, кого я люблю. Но отнять у меня мои мечты — это не в ваших силах! Несчастна — это я-то? Мало же вы обо мне знаете! У меня есть возлюбленный, да, да! А вы не знали? Возлюбленный, который любит меня любовью, какой вы никогда не узнаете. И он — принц в шелках и бархате, он прекраснее самого господа бога!»
В этом месте роли голос изменил Зельде. Вескотт, игравший с нею, пристально всмотрелся в нее, опасаясь, что она больна. Она делала отчаянные усилия вдохнуть жизнь в свои реплики, но все ее мысли были заняты другим.
В конце третьего акта она вышла и наткнулась на поджидавшую ее Миранду.
— Ну что?
— Никого не застала дома, мисс Марш. Я дергала — дергала звонок, но он не звонил, тогда я толкнулась в дверь — она оказалась не запертой, и я вошла. Как там грязно, мисс Марш! Там на каждой двери написана фамилия, но нигде не было фамилии мистера Кирка. Вы говорили, что он на четвертом этаже, и я поднялась туда, постучала, но вышел какой-то урод, без воротника, небритый и показал мне на другую дверь, и я стучала, стучала — никто не отозвался, тогда я сунула письмо под дверь и ушла.
— Хорошо, Миранда. Спасибо.
Надо
— Смешно, — сердилась она на себя. — С какой стати мне бегать за ним, если он не хочет меня видеть? Всю жизнь я за ним бегаю, а он не заслуживает этого, он не достоин моей дружбы. В конце концов, — что мне за дело до него?!
Рано утром она позвонила по телефону Тому.
— Том, милый, сколько миль до «Харни-Куль»?
— Около ста двадцати.
— Могли бы мы съездить туда и вернуться в этот же день?
— Разумеется.
— Беретесь доставить меня к семи в театр?
— Конечно! Выедем в девять, в час будем там, оттуда — в три и к семи в Нью-Йорке. Нет ничего легче.
— Том, милый, поедем!
— Когда?
— Сегодня, сейчас!
— Отлично!
— Мне вдруг так захотелось за город. Листья уже все облетели, но воздух в деревне зимою, как вино, и так будет весело прокатиться с вами. Вы ничего не имеете против, чтобы потерять из-за меня день? — Она радостно засмеялась, заранее зная ответ. — Да и судья говорил, что мне надо иногда показываться в тех местах, раз я теперь жительница Пенсильвании… и как доказательство послать оттуда кому-нибудь письмо — знаете, я сейчас напишу письмо, к вам, конечно, и мы его там сдадим на почту. Если вы приедете скоро, я обещаю написать премилое письмо. Вот увидите!
— Любимая моя!
— Так вы скоро?
— Через двадцать минут буду у вас, — крикнул он радостно.
Желтое солнце на бледном зимнем небе, бодрящий холодный воздух. Автомобиль Тома летел, как ветер. Всю дорогу болтали. Придумывали сюжеты для пьес, строили планы на будущее, обсуждали, куда они поедут после свадьбы. Каждое лето — за границу: на вилле над Таорминой они будут работать вместе, побывают в Париже, Вене, Флоренции, Риме, во всех местах, что знал и любил Том. Все, все он ей покажет, и она узнает и полюбит все это так же, как и он.
Она положила голову ему на плечо… вздохнула с глубоким удовлетворением. Нет, слишком хорош для нее этот красивый, славный человек, но она вознаградит его крепкой любовью и преданностью. И как интересно они заживут вдвоем! Будут вместе работать, переживать тысячу вещей… И каждый раз, заслыша о постановке новой пьесы Томаса Харни с его женой, Зельдой Марш в главной роли, Нью-Йорк, затаив дыхание, будет ждать… А может быть, у них будет свой театр, самый лучший в городе — театр, в котором они будут ставить свои пьесы и где каждый вечер будет аншлаг?..
Мечты, упоительные мечты!
— Радость моя, — заметил Том, — надо быть готовым и к черным дням…
— «Но вы не можете отнять у меня мечты», — процитировала она, смеясь.
Вот и ферма. Йона радостно встретил их. Кругом было тихо и мертво. Деревья высились прямые и голые, левкои лежали на земле, убитые морозом, поломанные флоксы и астры были унылы и жалки.
— Брр, я не могу видеть этого! — поежилась Зельда. — Это напоминает о тщетности наших усилий сделать жизнь красивой. Как ни украшай ее, сколько ни строй воздушных замков — все в конце концов будет выглядеть, как этот сад. Сходим на почту и ко мне на квартиру, Том, и — домой! Я предпочитаю видеть «Харни-Куль» летом.