Зелен камень
Шрифт:
— А я так думаю, Никита Федорович, что без дыму костра не разложишь. Где дым, там и огонь. Ты парторг, я тебя уважаю, только и ты, будь добр, не окажись прост. Наше дело партийное: человеку верь, а сам прост не будь. Вот я как понимаю, по-стариковски.
— Это ты правильно, по-партийному понимаешь.
— Вот и ладно! — Пантелеев встал, пожелал Самотесову: — Приятно кушать! — и вышел.
Скучно, тяжело было Никите Федоровичу. Яичница осталась нетронутой. Это блюдо Самотесову удавалось превосходно, и Павел его очень любил. Так вот яичница, может быть лучшая из лучших, сиротливо остывала на сковородке.
— Да почему же он ко мне не зашел? — удивился Самотесов. — Что такое? Зачем ему в Горнозаводск?
Он приказал заложить лошадь и отправился в трест, побывал у Федосеева и узнал, что разговора о поездке Павла Петровича в Горнозаводск не было, что Павел Петрович мог предпринять эту поездку только в бреду.
— Говорят, Павел снят с работы! — вместо приветствия воскликнул расстроенный, растерявшийся Абасин, когда к нему завернул Самотесов. — Что это валится на парня, почему? И каждый день все новое, новое… Кто послал ему телеграмму? Куда он девался?.. Как в Горнозаводск?! Зачем в Горнозаводск?!
— Ничего не понятно… Насчет приказа я не слыхал. Чудно! Ну вот что: Федосеев будет в Горнозаводск звонить, а если я о Павле Петровиче узнаю, к вам человека пришлю.
Озабоченный, немного растерявшийся, отправился Никита Федорович на шахту. Дорога была пустынной. Уже свернув к шахте, он нагнал путника в рваном брезентовом дождевике, в опорках и с трудом узнал человека, которого мельком видел в Конской Голове.
Самотесов придержал лошадь, Осип подошел к нему.
— От Павла Петровича, — просипел галечник.
— Где он? — вскинулся Самотесов.
Пока Осип Романович рассказывал, как Павел Петрович явился в Конскую Голову, как пошел к Роману и вернулся, по-видимому, ни с чем, как забрался в пустующую Егорову избу, что стоит рядом с избой Романа, и повалился на лавку, — Самотесов думал, глядя мимо Осипа: «Чего это он в трущобу забился? Нехорошо!»
— Павел Петрович тебя послал ко мне? — спросил Самотесов. — Что велел сказать?
— Чтоб не тревожились, значит, и в контору чтоб сообщили товарищу Федосееву… Велели сказать, что в Конской Голове будут, пока не оклемаются. А на шахту не хотят. Кажут: я, мол, уж не начальник.
— Заедем на шахту, возьмем что требуется и в Конскую Голову, — решил Самотесов. — Садись, орел!
«Орел» взгромоздился на сиденье экипажика, уверенный, что его дело выиграно. Осип переживал тяжелый кризис. Этот кризис был вызван тем, что надежды на таинственную «бумагу» с «планом», которая якобы — объявилась у кладоискателя Байнова, провалилась, так как бумаги попросту не оказалось. Новые ботинки Осипа были пропиты, а после пиршества кладоискателей началась запойная крайность. Только поэтому Осип Романович, вопреки своей лени и непогоде, взялся сбегать на Клятую шахту.
4
Открыв глаза, Павел увидел, что на столе горит свеча, услышал потрескивание огня; его одежда сушилась на гвозде. Ленушка, сидя за столом, что-то ела, а Никита Федорович возился у печи.
— Зачем вы шахту бросили? — спросил Павел неприветливо.
— И дворец же вы себе выбрали, Павел Петрович! — усмехнулся Самотесов, не обратив внимания на его слова. — Видел я в Вене дворец Марии-Терезы, ну точь-в-точь…
— Нет, зачем вы шахту бросили? — повторил Павел. — Нельзя бросать шахту… Известны уже причины пожара? Поджог?
— Вернее всего — поджог. Косиков и Пантелеев на том стоят, что опять видели «обличье фигуры», на вас похожее. Они стрельбу подняли, да впустую — ушел.
— Езжайте на шахту! За внимание благодарю, но сейчас вам нельзя отлучаться с шахты, особенно на ночь глядя. Это «обличье фигуры», чего доброго, и до копра доберется, на ветер пустит… Поднимите всех, кого можно, на охрану шахты, комсомольцев в первую очередь. Лично проверьте противопожарные средства. Как только приедете на шахту, пошлите нарочного к Федосееву сказать, где я. Абасина тревожить не надо — обойдусь без врача. Вещи мои завтра пришлите, бритву, костюм. — Он обеспокоенно вернулся к шахтным делам: — Как подвигается расчистка ствола? Я уверен, что мы с часу на час кончим разборку подорванной части и дело пойдет быстрее. Это было бы хорошо: настроение на шахте сразу поднимется. Но сейчас будьте особенно осторожны: можно предполагать, что взрыв был устроен в зоне плывунов. Не допускайте на углубке ствола риска. Сейчас держите на этой работе самых опытных, осмотрительных проходчиков.
— Чудно!.. — отметил Самотесов, накладывая разогретую яичницу на тарелочку.
— Что «чудно»?
— Сами же сказали Осипу, что вы уже не начальник шахты, и Абасин говорит, что вы будто с работы сняты. А Федосеев — молчок. Как понять прикажете?
— Я начальник шахты, но вы не опровергайте слухов о моем снятии. Вот и все, что я могу сказать.
— Чудно!.. — повторил крайне заинтересованный Самотесов. — А пока вот что: не нравится мне ваш дворец. От шахты далеко, сыро, ветер из угла в угол гуляет… — Он водрузил тарелочку с яичницей перед Павлом. — Нынче вас на шахту не повезу, дождь еще, застудить боюсь, а уж завтра утром…
— Нет, мне здесь быть нужно, я должен здесь остаться, — возразил Павел. — Может быть, меня Роман позовет, старик этот. — Он с трудом пояснил: — Роман в Клятый лог ходил, вернулся и велел Леночке начальство звать. Должно быть, хотел что-то важное сказать. Он в старину на Клятой шахте работал, вероятно знает вентиляционный шурф… Леночка говорит, что Петюша ушел в лог искать Романа и не вернулся. Где Петюша? Я за него отвечаю… Надо найти мальчика!
При этих словах у Ленушки, все еще сидевшей за столом, покривилось личико, она соскользнула с табуретки и отошла к печке.
— Жар снова поднимается, — шепнул пересохшими губами Павел. — Беспамятства боюсь… Вдруг старик позовет… Ты, Ленушка, возле деда будешь. В случае чего ко мне беги, заставь меня подняться, слышишь? Если бы удалось проникнуть в шахту, взять ее в руки! И следствие нужно! Кто телеграмму прислал? Зачем?
— Вот так… — удивился Никита Федорович.
— Что?
— А говорят, вас знакомая девушка вызвала… И вы, мол, скрываете, чтобы ее не потревожить и чтобы до Валентины Семеновны слух не дошел…