Зелен камень
Шрифт:
— Чем только не занимается Урал! И тишиной тоже.
— Ну как же, почему не дать селенит. От этого камня тоже имеется польза. — Он оборвал наспех сплетенную выдумку вопросом: — Твои-то дела как?
— Плохо… Надеялась помочь Павлу и узнала только то, что его положение очень серьезное. — Ей стало трудно говорить, и она замолчала.
— Ну да, — ответил Георгий Модестович таким тоном, что в Валентине поднялась тревога, приглушенная усталостью.
— Вы что-нибудь слышали? — спросила она со страхом.
— Откуда слышать-то! На совещании вот был… — Он засуетился: — Пойти билет купить, а то не уедешь, гляди. — Отрывисто спросил: — На тот случай, коли в Новокаменск заверну, тебя где искать?.. Ладно, может, зайду к доктору, познакомлюсь…
«Что он узнал? Он что-то знает! — подумала она, глядя ему вслед, и тут же возразила себе: — Глупости, откуда мил-друг может знать! Он за тихим камнем едет, счастливый человек!»
В вагон дали свет, мужчины закурили, в дальнем конце вагона молодежь запела о молодом партизане. Человек, сидевший против Валентины, сказал: «Хорошо поют!» — и она узнала того, кто так внимательно посмотрел на нее в очереди. У него было чуть скуластое лицо и широкий нос, но темные, будто насмешливые и в то же время простодушные глаза освещали и скрашивали это обыкновенное и все же чем-то приметное лицо. Поправив сложенный на коленях серый плащ и разбухший портфель, обычный портфель командировочного, он достал порттабак, поглядывая на Валентину, заботливо свернул папироску, вставил в резной мундштук тобольской работы с белочкой, вынул никелированный пистолетик и направил его на Валентину.
— Сдавайтесь, красавица! — сказал он, пистолетик звучно щелкнул, выбросил огонек; человек, прикуривая, спросил: — Испугались?
— Нет, — ответила она сердито.
— Правильно, — одобрил он. — Но, как мне кажется, вы настроены неважно. Не ошибаюсь ведь? А я в дороге люблю поговорить…
— Я устала…
— Естественно! — отметил попутчик, наклонившись, взял ее руку с бесцеремонностью пожилого человека, годящегося ей в отцы, и посмотрел на ладонь. — Хотите, погадаю? Может быть, настроение улучшится. — Он засмеялся: — Так вот, вас ждет счастье с бубновым королем через короля треф. Как там бубновые валеты ни хлопочи, а суженого не отнимут. Ваше будет за вами.
— Почему вы меня утешаете?
— Потому что, как я уже сказал, вы плохо настроены, гражданка Абасина! Ведь не ошибаюсь? Я вашу фамилию слышал. Догадываюсь, что вы племянница доктора Абасина из Новокаменска. Знаю, что у него племянница… Ну, словом, хорошее знаю.
— Тесен мир, — устало проговорила Валентина.
— Что вы! — не согласился он. — Мир очень широк, мир велик, а дорожки к одному и тому же ведут узенькие. Вот мы с вами и встретились на такой дорожке. Кончится она — разойдемся в разные стороны… Ну, вздремните, однако. Набегались ведь в Горнозаводске с вашими хлопотами.
В голосе послышался лукавый смешок. Снова в Валентине поднялась тревога: он посмеивался над ее неудачей, а впрочем, явно сочувствовал.
«С ума схожу! — подумала она, закрыв глаза. — Мне кажется, что весь мир о моем деле знает».
Удалось ли ей задремать? Очень живо представилось, что делают из селенита, шелковистого прозрачного камня, желтого, как янтарь, с багрянистым оттенком. Делают из этого камня рамочки для фотографий, пепельницы, чернильницы, раскрашивают все это наивными фиалками, ромашками, но чаще всего незабудками и пишут: «Привет с Урала». Такие обыкновенные, такие спокойные вещицы. А она и не знала, что селенит — это камень тишины. Мил-друг поехал в Баженовку за тишиной, хоть бы ей немного привез!
Валентина открыла глаза. Пассажиры уже столпились у выхода. Поезд замедлял бег. В Кудельное он прибыл перед рассветом, перрон был залит жестким предутренним электрическим светом. Неподалеку от нее быстро прошли двое: впереди человек, предсказавший ей счастье, а на полшага от него Параев, но Параев, совершенно расставшийся со своим высокомерием. Наклонясь к приехавшему, он быстро и тихо говорил с весьма почтительным видом.
— Потом, потом! — нетерпеливо остановил его приехавший. — Лошадёшка есть? Славно!
Кто же был этот человек, почему-то предсказавший Валентине счастье? Он держался так просто, спокойно и все же казался таким большим, сильным. Уж она и не помнит, как добралась до дома, как очутилась в своей комнате: все заслонила мысль о Павле, о ее любимом, бедном Павле. Решила, что утром непременно-непременно увидит его, обнимет…
— С приездом! — сонным голосом проговорила дочь квартирной хозяйки, приподняв с подушки голову, туго затянутую в сетку. — Хорошо съездила? У тебя женщина какая-то была. Письмо на тумбочке. Такая милая, культурная…
Разорвав конверт, Валентина сразу узнала крупный, круглый почерк Марии Александровны.
«Я в Кудельном проездом с севера области,
— прочитала она. —
Только что говорила по телефону с М. М.; горю нетерпением узнать о результатах твоей поездки в Горнозаводск. Через час еду в Новокаменск. Остановлюсь в доме приезжих. Надеюсь завтра увидеть тебя у М. М. Утром буду у Павла, он в Конской Голове. Как все странно! Но я уверена, что все будет хорошо.
— Наконец-то! — прошептала Валентина, — прижимая письмо к сердцу.
— Приятная новость? — спросила подруга, которую любопытство не оставляло даже во сне. — Касается твоего жениха?
— Да… Ты не слыхала ничего нового о Павле Расковалове?
— Разговоров много, нового ничего.
— Скажи, что означает король трефовый, король бубновый и бубновые валеты?
— Очень просто: король трефовый — верный друг, бубновый — счастливый влюбленный, а бубновые валеты — неприятности или злодеи, это как придется… Ты гадала в Горнозаводске? Вот новости!
— Нет… Шутку одну слышала.
Она положила записку под подушку и долго не могла заснуть, будто Мария Александровна шептала на ухо слова утешения и надежды.
2
В тот день, когда Валентина так много пережила, Павел чувствовал себя гораздо лучше. Болезнь отступила, жар прошел. Он даже поел хлеба с колбасой, впрочем не чувствуя вкуса. Лишь одно было несуразно и утомительно: механизм времени разладился, минуты толклись на одном месте.