Зелен камень
Шрифт:
— А, проводник! — приветствовал подполковник Петюшу. — Ну-ка, сколько времени на твоем хронометре?.. А это Ленушка… Ну, здравствуй, товарищ ученица первого класса!
Сели за стол, и время полетело быстро, как бывает при встрече больших друзей. Конечно, мысли все время возвращались к событиям, которые так сблизили этих людей, собравшихся в квартире начальника южного куста уралитовых шахт Павла Расковалова. Особо выпили за здоровье Георгия Модестовича, приболевшего в последнее время.
— По последней, — сказал Игошин наливая. — За кого?
— За вас, — предложила Валентина.
— За человека, чья симпатия к Павлу еще ждет объяснения, — поддержала Мария Александровна. — Сейчас я подам кофе, и, может быть, Сергей Ефремович что-нибудь расскажет.
— Расскажу, — согласился Игошин посмеиваясь. — Почему же не рассказать, тем более что дело Клятой шахты закончено полностью. Только одно условие: за похвальбу не примите и широкой огласке не предавайте.
Он вставил папироску в костяной мундштук с белочкой, прицелился в Ленушку пистолетиком-зажигалкой, закурил и начал свой рассказ:
— Знаете, как это бывает: заинтересуешься человеком, и кажется, что случай о нем то и дело напоминает. Случай тут обычно ни при чем, а просто-напросто внимание из океана фактов вылавливает все то, что касается этого человека. Так вот и получилось у меня с Павлом Петровичем…
— Но почему же? — не вытерпела Валентина. — Ведь именно об этом речь идет!
— До всего, до всего доберемся, — остановил ее Игошин и продолжал: — Однажды в кабинете моего начальника я случайно услышал несколько слов о третьей по счету аварии на бывшей Южнофранцузской шахте. Это было в трудное для меня время. Только что мы с группой товарищей почти закончили серьезную операцию, а «почти» заключалось в том, что три человека из ликвидированного «волчьего выводка» как сквозь землю провалились. А был среди них человек безымянный, неизвестный, но особенно нас интересовавший. Все мои мысли были отданы этому делу, тем не менее разговор о Южнофранцузской шахте в связи с именем Расковалова меня весьма заинтересовал.
«Вы Новокаменск знаете, займитесь этим делом, чтобы на время отвлечься от волчьего выводка», предложил начальник.
В то время я не мог надолго отлучиться из Горнозаводска, но Клятую шахту поставил под увеличительное стекло, зная, что непосредственную подработку этого дела ведет один молодой человек, неплохой юрист. Когда-нибудь из него толк выйдет; он и усерден и приметлив, но уж слишком хорошо таблицу умножения знает: только увидит два и два и тотчас же сообразит, что это составляет четыре, а ведь на практике иной раз получается не совсем так. Вы, конечно, догадываетесь, что я говорю о Параеве.
Так вот, в данном случае драгоценная способность молодого человека весьма пригодилась. В деле Клятой шахты все шло по принципу «дважды два». Ему только оставалось свои вычисления производить, а мне — думать. Для размышлений пищи было много.
Первое: аварии были по-инженерски рассчитаны, почти каждая авария сопровождалась обстоятельствами, так или иначе бросавшими тень на Павла Расковалова.
Второе: стали накапливаться письменные материалы, порочащие Павла Петровича, внимание на нем сосредоточилось. Обвинения шли в нарастающей степени: сначала о том, что отец Павла Петровича в Новокаменске некогда подвизался, о чем я, кстати, с детства знал; потом, что он работал именно на Клятой шахте; затем, что Клятая шахта принадлежала отцу Павла Петровича — обстоятельство, о котором даже старожилы не знали. Удивляло то, что авторы разоблачительных писем непременно оставались анонимными. Над этим очень и очень стоило подумать.
Третье: общественность, несмотря ни на что, упорствовала, не спешила лишить Расковалова своего доверия. А с этим, конечно, приходится считаться, потому что общественность — следователь разумный, с тысячами глаз. Не верили в виновность Павла Петровича именно те люди, которые знали его по работе, знали его лично. Верила Павлу Петровичу парторганизация, верили вы, товарищ управляющий, верили вы, Никита Федорович… Но до каких же пор человеку можно верить! Доверие — это такой материал, который расходуется быстро, особенно если день за днем, черта за чертой складывается портрет человека, который ведет дерзкую игру с таким расчетом, чтобы нас подольше дурачить.
Можно было выбрать одну линию из двух: либо высчитать, что дважды два четыре, что и сделал человек, о котором я уже упомянул, либо начать опровержение очевидного.
Зная Павла Петровича, я выбрал второе: принял гипотезу, что Павла Петровича топят, добиваясь разгрома руководства Клятой шахты, устранения Павла Петровича в первую очередь. Цель этого была неясна, но осталось упереться, выдержать ставку на человека, может быть даже ободрить и подтолкнуть к решительным действиям ту силу, которая затеяла непонятную игру.
Очень тревожным был для меня день второго приезда Павла Петровича в Горнозаводск. Мой начальник, как только я вернулся из одной поездки, вручил мне подлинник телеграммы, за которым вы, Валентина Семеновна, так неудачно охотились с подружкой, и сообщил о пожаре на шахте. В телеграмме меня удивили некоторые странности в орфографии. Вечером Павел Петрович позвонил мне по телефону, и выяснилось, что Павел Петрович способен одновременно в двух разных местах быть. Позвонили вы через несколько минут после того, как я узнал, что ювелир Крапульский только что передал артисту оперы замечательный альмарин от некоего «инженера из Новокаменска» и затем у ресторана «Восток» вручил продавцу камня выручку.
Этим инженером, по некоторым соображениям, мог быть только Расковалов, но Расковалов, как я был уверен, находился дома, вечером вообще никуда не выходил, и, следовательно, кто-то снова и снова вел дело так, чтобы опорочить, замарать его…
— Но зачем же, зачем вся эта низость понадобилась?! — воскликнула Мария Александровна.
— Все для того же: убрать Павла Петровича из Новокаменска и особенно с Клятой шахты, так как, по мнению мерзавцев, Павел Петрович знал о существовании «альмаринового узла». Вот с этой истории и началась развязка дела Клятой шахты и того большого дела, на которое я намекал. Своим стилем, своей манерой, своей алчной борьбой за сокровища шахты противник выдал себя с головой, чем я немедленно воспользовался и довел дело до конца с помощью людей, вам известных. Итак, разрешите черту подвести: никакой таинственности, как видите, во мне нет, а просто я человеку поверил и был за это весьма вознагражден…