Зеленая брама
Шрифт:
По трупам своих автоматчиков все-таки подползли немецкие саперы к развалинам казармы, где укрепилась последняя горстка пограничников. Над развалинами реял красный флаг. При взрыве он взвился в небо еще выше.
Через годы из трофейных документов стало известно, что младший лейтенант А. З. Ливенцов с 4-й заставы того же отряда при пленении схватил за горло и задушил вражеского офицера.
Перемышльский погранотряд. О нем теперь мы знаем больше, чем о других. Вместе с 99-й дивизией (она справедливо считалась перед войной лучшей дивизией Красной Армии) его бойцы штурмовали занятый
Рава-Русский отряд. На одной из его застав группа пограничников, окруженных превосходящими силами врага, пошла с гранатами на танки с пением «Интернационала».
В связи со своими поисками я получил много писем. Написали артиллеристы, танкисты, понтонеры, кавалеристы, ну и пехотинцы, конечно.
А вот от пограничников — меньше всего посланий.
Думаю, что, процитировав один из немногих откликов, я проясню картину. Товарищ, описывая невероятный, словно из легенды заимствованный бой 22 июня, со свойственной пограничникам сдержанностью докладывает:
«Я остался единственным свидетелем. Мы, пограничники, так обучены — факт проверяется перекрестными показаниями. Пусть теперь мои одинокие показания будут приняты молодежью за вымысел, за неуклюжую и неопытную художественную литературу. Но так было, память у меня хорошая.
Не пишите обо мне, но поверьте. Вы же тоже, кажется, свидетель».
Верю, товарищ. Видел. Подтверждаю!
Свидетелей мало, но никто никогда и нигде не видел бегущих пограничников. Пограничники доблестно выполнили свою задачу — продержались до подхода полевых войск, а затем так же геройски воевали в их составе.
Не могу не привести строки из письма участника тех боев — в то время политрука — Петра Кулакова:
«Где-то в районе Подвысокого есть село Вишнополь.
Утром бригадный комиссар собрал политруков на «летучку», поставил задачу: подпустить атакующих как можно ближе, открыть кинжальный огонь и контратаковать.
Еще нам сказал комиссар, что надо продержаться, устоять, а тем временем к нам на помощь подойдет полк пограничников, и двинемся на прорыв.
И вот я увидел: подходят пограничники. Не полк, даже не батальон. С пропитанными пылью и кровью бинтами на головах. Но идут бодро, уверенно. Их шутки, улыбки подбодрили и моих бойцов.
На плечах они несли пулеметы «максим», сразу расставили их.
Тут гитлеровцы пошли в атаку.
Мы, как было приказано, подпустили их цепь на очень близкое расстояние и открыли в самый последний момент кинжальный (шквальный) огонь. Шли в контратаку буквально по трупам фашистов.
Хотя мы и не прорвали кольцо, но километра три шли вперед, пехота и пограничники — в единстве».
Трудно сейчас определить, из какого отряда были пограничники, но я полагаю, что из 22-го: этот отряд дислоцировался в глубине нашей территории — в районе Волочиска-Подволочиска — и влился в состав 6-й армии. Являя чудеса храбрости, возникая на самых трудных участках, эти парни имели свою присказку — там, где мы, там и защита границы!
Я знаю больше о том, что происходило в полосе 6-й армии, поскольку состоял в ее штате. Но после 1 июля разгранлиния между 6-й и 12-й армиями оказалась размытой.
Это не свидетельствовало
Что мог я понять в возникших тогда сложностях?
На этот вопрос современного читателя, вопрос законный, отвечу честно: далеко не все. Как корреспондент- газетчик, я видел своими глазами, наверное, гораздо больше, чем другие офицеры в моем звании. А вот разобраться в увиденном было трудновато. Помог счастливый случай.
Когда я прибыл в 6-ю армию, штаб ее находился под Львовом. Почти одновременно со мной туда явился с назначением быстрый в движениях черноглазый подполковник. Мы познакомились. Он назвался Василием Андреевичем Новобранцем и сказал, что назначен начальником разведки 6-й армии. Я оценил, насколько важно такое знакомство для корреспондента. И не ошибся: в последующем многим был обязан Новобранцу. Он не только держал меня в курсе быстро меняющейся обстановки, но и помогал разобраться в происходящем вокруг. От него я узнал в те дни, что против нас действуют 1-я танковая группа Клейста и 17-я полевая армия в полном составе и, как выразился Новобранец, «в большом кураже».
Что же касается нашей 6-й армии, то война застала ее в процессе формирования: в строю — лишь половина личного состава, большой некомплект материальной части; в механизированных частях преобладали устаревшие танки Т-26, БТ-5, БТ-7; машины новейших образцов КВ и Т-34 исчислялись единицами.
Известно, какое несчастье постигло в первые дни войны нашу авиацию. Враг обеспечил себе господство в воздухе, и это, может быть, больше всего осложняло боевые действия не только 6-й армии, а и всех советских сухопутных войск.
Одной из главных причин наших первоначальных неудач была плохая связь. Всепобеждающий век радио еще не наступил, считалась надежной преимущественно связь по проводам, и противник быстро разгадал наше слабое место. Диверсанты, заброшенные в наши тылы, перерезали провода, а легкие бомбардировщики и штурмовики специально нацеливались на уничтожение линий, идущих вдоль дорог.
Поначалу мы удивлялись: почему самолеты пикируют не на самую дорогу, а чуть в стороне? Но после штурмовки и бомбежки, увидев разнесенные в щепки столбы и беспомощно повисшие плети проводов, начинали понимать — в первую очередь враг торопится внести расстройство в управление войсками, считая это главным условием своей блиц-победы.
Надо ли объяснять, что из-за этого нарушалось расположение войск, что противник вклинивался и окружал, отсекал корпуса, дивизии, полки, а несколько позже и армии,— в частности, нашу 6-ю и 12-ю.
Отправляясь из своей редакции армейской газеты «Звезда Советов» в ту или иную дивизию, я никогда не знал, доберусь ли, где ее найду, по какой дороге и куда возвращусь или хотя бы отправлю корреспонденцию, торопливо нанесенную на странички «полевой книжки».
Но что значили мои корреспондентские страдания, если связь с дивизиями терял штаб армии, если ненадежна и непостоянна была его связь со штабом фронта?