Зеленая душа Эркейда Кримзона
Шрифт:
– Да он меня почти сожрал, – признался Тиаран.
– Странно, – пробормотал я. – Сам посуди, человек смертен, а ты – практически нет.
– И вечная жизнь, – иронически усмехнулся Тиаран, – автоматом перестает цениться так, как ценилась бы конечная.
– Ты рассуждаешь, как обыкновенный человек, – фыркнул я. – И под вечной жизнью подразумеваешь всего лишь возможность восстановления твоего тела, прости, корпуса, раз уж мозги тебе попались такие... долгоиграющие... но не вечные же? А ценностью конечной жизни становится всего лишь необходимость
Теперь Тиаран в изумлении вытаращился на меня.
– Всего лишь?
– Ну да, – усмехнулся я, – и более ничего.
– Да ты циник, друг мой!
– А цинизм есть всего лишь не желаемая, но вынуждаемая обстоятельствами необходимость глядеть правде в глаза. Так что долой иллюзии, Тиаран! Меня больше всего в процессе нашей беседы заинтересовало, чего же я сам хочу – я, человек, который раньше считал, что у него есть цели и желания, теперь же увидевший, что по большому счету ему ничего не нужно, кроме некоторого количества еды, тряпок и крыши, чтобы дать телу прожить подольше... да какого-нибудь занятия, чтоб жить стало не скучно.
– И все? Это все, чего тебе требуется? А любовь?
– Так ты хотел любить, как человек? – осенило меня. – Вот из-за чего ты смотрел на свою бабулю зверем!
Тиаран вдруг беспомощно захлопал глазами, его пальцы нервно задергались, он сцепил их и сжал так, что костяшки побелели. Да, я расколол его, но чужие тайны лучше оставлять их владельцам – я ведь хорошо знаю эту простую истину, так нет, снова нарвался. Мне стало так неприятно, как будто у растения в моем присутствии сломали стебель. Наступило молчание – неуютное, неловкое.
В рубку вошел сонный растрепанный Рик, зевая на ходу, а мы с Тиараном продолжали сидеть, не говоря ни слова.
– Что это с вами? – удивился Рик. – Опять поцапались?
Я помотал головой, Тиаран стремительно поднялся и вылетел за дверь. Неужели любовь и есть именно то, что отличает человека от машины? И только? И как машине, жаждущей любви, узнать, что это такое? И понять, что она может любить, как человек? И что любовь есть не просто стремление одного тела к другому под влиянием гормонов, а нечто большее?
– Рик! Почему ты так рвешься на эту планету? – без предисловий спросил я, и он почему-то сразу понял, о чем я.
– Меня туда тянет, – коротко объяснил он.
– Почему, ты можешь сказать?
– Там есть нечто такое, чего я никогда в жизни не испытывал, хотя мою жизнь и нельзя назвать однообразной, – Рик подошел к креслу, которое только что занимал Тиаран.
– Неужели ты хочешь сказать, что твоя отнюдь не однообразная жизнь стала тебя скучна?
– Нет! – отрезал он. – Там просто есть нечто такое... неизведанное... и я хочу понять, что это. Понимаешь, мне кажется, что там меня ждет совершенно иная жизнь. Как бы тебе объяснить? Надеюсь, мне не мерещится, но я совершенно уверен, что в той жизни я смогу поступать так, как мне хочется, влиять на обстоятельства, а не противостоять им и не выкручиваться из них, как обычно происходит в нашей жизни.
Холодок снова пополз по моей спине – Рик хотел не просто быть выше обстоятельств, он желал дергать их за ниточки. Нехорошие предчувствия зашевелились в душе. Впрочем, будем честными сами с собой – они шевелились там давно, я просто не хотел с ними считаться. Обычные люди не гуляют сквозь щели в реальности с планеты на планету, вот так-то!
Я внимательно посмотрел на него. Нет, ничего особенного, человек как человек – острый взгляд, встрепанные волосы, привыкшие к пятерне вместо расчески, длинный нос – ничего сверхъестественного.
Рик встретил мой взгляд с подозрением.
– Чего это ты на меня так уставился, как будто я у тебя из-под носа последний кусок бифштекса упер?
Я честно объяснил:
– Мне неуютно. До меня, наконец, дошло, что обычные люди щелей в реальности не наблюдают. И тем более, сквозь них не ходят.
Рик построил мне рожки и не своим голосом сказал:
– Бе-бе-бе! Ну конечно! Обычные люди должны есть, пить, спать, ходить на работу и летать рейсами «Галактических линий»! Все, что сверху – от лукавого, так? Хочешь, я тебя еще больше напугаю? Я в свободное время еще и музыку сочиняю!
– Зачем? – изумился я.
– А нравится мне! – усмехнулся он и с размаху приземлился в кресло перед пультом управления, задумчиво глядя на монитор.
На экране, не помещаясь в нем целиком, уходя рукавами за границы видимости, развернулась наша Галактика, как будто корабль вознесся над ней... хотя кто может сказать, где в космосе верх и низ? Может, это Галактика развернулась и поплыла под нашим кораблем? Если посмотреть на нас со стороны, никакой разницы не видно – где точка отсчета для таких отношений в пространстве? Где точка отсчета для определения обыкновенности или необыкновенности человека?
– Чего это ты на меня так вытаращился? – оглянувшись на меня, с непонятным выражением на лице спросил Рик.
Таращился я вовсе не на него. У меня возникло странное ощущение, что в моем зрении что-то сломалось – картинка вдруг застопорилась, пошла рывками, движения Рика, сидящего за пультом, стали рваными, как отдельные кадры видеопленки. Вот он поднял руку, а в следующее мгновение она уже опустилась на клавиатуру. Только что я видел его в профиль, и вот уже он последовательными движениями поворачивается, оглядываясь на меня.
– Что за хрень? – Рик в несколько приемов поднялся на ноги, таким же образом, толчками поворачивая голову, оглянулся по сторонам. – Что, черт подери, происходит?
Я с удовольствием ответил бы ему, что и сам ничего не понимаю, но от страха язык отказывался шевелиться. С эффектами такого рода мне еще сталкиваться не приходилось. И ладно бы, если бы они были только зрительными. Стук сердца, грохочущий в ушах, тоже начал давать сбои в такт рывкам картинки, как будто не только мое зрение, но и сама жизнь порвалась в мелкие клочья, и существование между ними продолжалось лишь по инерции.