Зелёная Миля (Green Mile)
Шрифт:
– Спорим, я знаю, кто включил ту проклятую сирену, – сказал Долан. – Это, должно быть, одна старая сучка с когтями вместо рук. А теперь иди отсюда. Мы с Поли еще не закончили свой разговорчик.
– Его имя – мистер Эджкум, – парировала она, – и если я еще раз услышу, как вы называете его «Поли», то, думаю, смогу пообещать вам, что дни вашей работы в Джорджии Пайнз будут сочтены.
– А кто, по-твоему, ты такая? – Долан надвигался на Элен, пытаясь смеяться, что у него не очень получалось.
– Я думаю, – спокойно отчеканила она, – что
Вымученная улыбка сползла с его лица, как написанные мелом буквы, стертые с доски влажной губкой. Я прочел на нем неуверенность, сомнение, не берут ли его на пушку, страх, что это правда, ведь логически рассуждая, все легко проверить, она это знает, следовательно, не лжет.
Вдруг я засмеялся, и хотя смех прозвучал резковато, он был искренним. Я вспомнил, как часто Перси Уэтмор грозил нам своими связями тогда, в трудные старые времена. А теперь, впервые за мою долгую жизнь, такая угроза возникла снова... но сейчас она высказана в мою пользу.
Брэд Долан посмотрел на меня свирепо, потом перевел взгляд на Элен.
– Сначала я думала оставить все без последствий, – сказала Элен. – Я уже старая, и незачем осложнять себе жизнь. Но когда моим друзьям угрожают и плохо с ними обращаются, я этого стерпеть не могу. А теперь убирайтесь. И без единого слова.
Его губы шевелились, как у рыбы, – ах, как ему хотелось сказать одно слово (наверное, то, что рифмуется со словом «штука»). Но он его не произнес. Долан бросил на меня последний взгляд, потом прошагал мимо нее в коридор.
Я глубоко-глубоко и шумно вздохнул, когда Элен ставила поднос передо мной, а потом села напротив.
– А твой внук правда спикер Палаты? – спросил я.
– Да, правда.
– А что тогда ты делаешь здесь?
– Спикер палаты штата – достаточно высокая должность, чтобы разделаться с таким тараканом, как Брэд Долан, но она не приносит богатства, – сказала Элен, смеясь. – А кроме того, мне здесь нравится. Я люблю компанию.
– Принимаю это как комплимент, – ответил я полыценно.
– Пол, ты себя хорошо чувствуешь? У тебя такой усталый вид. – Она протянула руку через стол и убрала мои волосы со лба. Прикосновение ее скрюченных пальцев было прохладным и удивительным. На секунду я закрыл глаза. Когда я открыл их снова, то принял решение.
– Я в порядке. И я почти закончил. Элен, ты бы не хотела кое-что прочитать? – Я предложил ей страницы, которые неловко сгреб вместе. Наверное, они теперь лежали не по порядку – Долан и впрямь меня сильно напугал, – но они были пронумерованы, и Элен легко могла бы сложить их, как надо.
Она задумчиво посмотрела на меня.
– Ты закончил?
– То, что здесь, ты прочтешь до обеда. Если, конечно, сможешь разобрать.
Она наконец взяла листки и посмотрела на них.
– У тебя очень хороший почерк, даже когда рука уже явно устала, – заметила она. – Я легко смогу прочитать.
– А когда прочтешь это, я закончу все остальное, – сказал я. – И тебе останется всего на полчаса. А потом... если тебе все еще будет интересно... я смог бы показать кое-что.
– Это связано с твоими прогулками по утрам?
Я кивнул.
Она сидела и обдумывала мои слова довольно долго, лотом кивнула сама себе и поднялась с пачкой листков в руке.
– Я опять пойду на улицу, – сообщила она. – Солнце сегодня такое теплое.
– А дракон побежден, – заметил я. – На этот раз прекрасной леди.
Элен улыбнулась, наклонилась и поцеловала в чувствительное место над бровью, что всегда заставляло меня вздрагивать.
– Будем надеяться, что так. Но по своему опыту я знаю, что от драконов типа Брэда Делана нелегко избавиться. – Она помедлила. – Счастливо, Пол. Наде-юсь, ты сможешь победить все, что так тебя мучает.
– Я тоже надеюсь, – произнес я и подумал о Джоне Коффи. «Я не смог ничего сделать, – сказал Джон. – Я пытался, но было уже поздно».
Я съел яичницу, которую она принесла, выпил сок, а гренок оставил на потом. Затем взял ручку и снова начал писать, думая, что это уже в последний раз.
Одна последняя миля.
Зеленая миля.
2.
Когда мы привели Джона обратно в тоннель бло-ка "Г", тележка стала уже не роскошью, а необходимостью. Я очень сомневаюсь, что он смог бы преодолеть тоннель сам, идти на корточках гораздо труднее, чем во весь рост, отнимает больше сил, а потолок в проклятом тоннеле слиш-ком низок для таких, как Джон Коффи. Мне было страшно подумать, что он мог свалиться в тоннеле. Как мы объ-ясним это, ведь и так придется объяснять, почему мы на-дели на Перси смирительную рубашку?
Но у нас, слава Богу, была тележка, и Джон лежал на ней, словно вытянутый из воды кит, а мы толкали ее назад к лестнице, ведущей в складское помещение. Потом он слез, шатаясь, и просто стоял, опустив голову и тяжело дыша. Кожа его стала такой серой, словно его обваляли в муке. Я подумал, что к полудню он окажется в лазарете... если вообще не умрет.
Брут бросил на меня печальный, полный отчаяния взгляд. Я ответил ему тем же.
– Мы не в состоянии его нести, но мы можем помочь ему, – сказал я. – Я возьму его под левую руку, а ты – под правую.
– А я? – спросил Харри.
– Ты пойдешь позади нас. Если он вдруг начнет падать на спину, подтолкнешь его вперед.
– А если не получится, присядешь там, куда он будет падать, и смягчишь удар, – сострил Брут.
– О Боже, – слабо простонал Харри, – тебе предстоит пройти все круги ада, а ты еще и смеешься.
– У меня просто есть чувство юмора, – заметил Брут. Наконец нам удалось поднять Джона по лестнице.
Больше всего я боялся, что он потеряет сознание, но все обошлось.