Зеленая собака, или Повесть о первоклассниках
Шрифт:
Голос учительницы не был сердитым, он был немного грустным. И от этого Валентину стало совсем стыдно.
Когда тебя ругают, ты можешь оправдываться. Иногда — вслух. Иногда — про себя. И, оправдываясь, ты постепенно снимаешь с себя вину. А тот, кто тебя ругает, становится в твоих глазах виноватым. Вот какой плохой, не простил, ругается. И не так уж перед ним, нехорошим, совестно.
Совсем другое дело, когда тебя не ругают, не упрекают. Тогда ты сам упрекаешь себя, и тебе стыдно — если, конечно, у тебя есть совесть. У Валентина совесть есть. И поэтому
Он не стал оправдываться и ни слова не сказал про змея. И только решил про себя — он обязательно разыщет этого человека, взрослого, который мчался со своим роскошным змеем. Он найдёт его во что бы то ни стало. И скажет ему так: «Я вас очень прошу — дайте мне вашего красного змея на один день, всего на один денёчек. Мне очень, очень нужно». И он, вполне возможно, даст. И Валентин принесёт его в школу, этого змея. И спрячет, и никому ничего не скажет раньше времени. Дотерпит до конца уроков. А зато потом, когда все выйдут во двор, он крикнет: «Смотрите! Вот что у меня есть!» Валентин размотает бечёвку и помчится вперёд, а змей взлетит, взлетит к небу, и наберёт высоту, и будет нырять там, прямо в облаках. А натянутая бечёвка загудит, как струна. И все, все, даже учительница, ахнут от изумления и радости. Они, конечно, побегут следом, все побегут. Как же не побежать, когда летит такой роскошный, невиданный змей? А Валентин не станет хвалиться — он будет скромно управлять полётом. И только после, когда змей налетается досыта и приземлится, Валентин скажет: «Вот почему я тогда опоздал. Вы сами видите — за ним нельзя не побежать, за этим змеем».
А пока никто ничего не знает, а Валентин сидит и слушает сказку.
Храбрый утёнок Утиль умный, он не поддаётся Хитреевне. А она всё старается заманить его в свои хитрые ловушки. Она-то старается, а он-то не поддаётся на хитрости. И в конце концов побеждает.
…В этот день у них был урок труда, и они вырезали из бумаги цыплят, помидоры и огурцы. Надо было вести ножницы ровно по линии, и Валентин вёл, а сам всё думал про воздушного змея. И мечтал о нём до самого вечера.
Как гладили брюки
Как только мама убедилась, что Валентин цел и невредим, она стала сердиться из-за вымазанных брюк.
Мама произнесла целую речь о людях, которые не умеют беречь свои вещи, не ценят чужой труд. Брюки только вчера вычищены и выглажены, а сегодня — на что они похожи? И как же он будет носить на будущий год свою школьную форму — она же должна быть всегда чистой, отутюженной. Потом мама добавила, что его брюки похожи на тряпку, которой долгое время вытирали пыль.
После этой речи мама вышла, громко стукнув дверью, и стала греметь посудой. Это был самый верный признак того, что мама сердится всерьёз.
Мама чаще всего сердится невсерьёз. А всерьёз — довольно редко. И Валентин, и даже Сашка прекрасно отличают серьёзное от не очень серьёзного.
Сейчас брат Сашка перестал возиться со своей железной дорогой. Он подёргал Валентина за рукав:
— Ну и что? Правда же? Давай, знаешь, Валентин, возьмём штаны эти и вместе выстираем. А? Ты будешь намыливать, а я полоскать. Давай! А чего?
Глаза у Сашки сверкнули — он предвкушал удовольствие. Валентин только вздохнул. Не выйдет. Сашка очень любит возиться в воде, да и кто не любит? Валентин тоже любит пускать корабли, шлёпать босиком по лужам, плавать в реке. И стирать. Валентин с удовольствием выстирал бы брюки, но он хорошо помнит одну стирку, которую они с младшим братом совершили в прошлом году.
Мама ушла в магазин.
— Оставляю вас ненадолго, а вернусь — сразу пойдём гулять. Валечка, помни, ты — старший.
Как только зашумел лифт, в котором спускалась мама, Валя, тогда ещё не Валентин, потому что до школы было далеко, заявил:
— Сашка, помни, я старший! Ты должен меня слушаться.
— Ладно. Давай стирать, а?
Валя тут же забыл, кто старший, — так ему понравилось это предложение. Они налили полную ванну воды и побросали туда свои тёплые куртки, рейтузы, варежки. Сашка хотел плюхнуть туда же сапоги, но Валя спохватился, что сапоги не стирают. И меховые шапки — тоже нет. Сашка не стал настаивать — вещей и так хватало.
Куртки плавали сверху, раскинув рукава. А рейтузы сразу отяжелели и пошли ко дну.
— Смотри, смотри! Плывут! — в восторге кричал Сашка.
— Это теплоходы! — объявил Валентин, который тогда ещё не был Валентином.
— А штаны потонули! — ликовал Сашка.
— Подводные лодки! — кричал Валя. — Погружение, полный ход!
— А варежки? — спрашивал Сашка. — А варежки — что?
— Быстроходная «Ракета» на подводных крыльях. Я завожу мотор! — Валя зарычал, Сашка тоже зарычал, конечно.
Всё плавало, кружилось в воде, ноги были мокрые, и животы тоже.
— Доплывём до причала Аксаково! — сообщал Валя.
— Как тогда, с папой! — соглашался Сашка.
Ах, как хорошо они тогда стирали! Подводные лодки мчались навстречу опасности. Теплоходы отчаливали от речного вокзала. А «Ракета» на подводных крыльях вздымала пену и несла их прямо в Аксаково, где летали жёлтые бабочки и пахло земляникой.
— Подводная лодка — полный вперёд! — командовал Валентин.
— Вперёд! Полный! — ещё громче вопил Сашка, которому тогда было всего три года, но он и тогда старался ни в чём не отставать от старшего брата, которому было целых пять. — Самый полный вперёд!
Но тут вернулась мама.
До причала Аксаково они так и не доплыли.
Мама сразу выгнала братьев вон из ванной. Что было потом, вспоминать не хотелось. А после всего они несколько дней не ходили гулять: куртки и вся остальная одежда сохли на батареях…
— Валентин, — дёргает Сашка за рукав, — давай их постираем, штаны-то. Пошли, а?
И глаза Сашки горят азартом…
— Нет, стирать не будем, — сурово ответил Валентин. — По-другому сделаем.