Зелёная земля
Шрифт:
Z
И опять ты уходишь: всё время уходишь -
от друзей, от наград… от винта, от ответа,
и тебя уже можно увидеть идущим
по дороге, ведущей к жилому кварталу
с невесёлым названьем Вы Не Изменились.
Здесь и твой дом – средь прочего… нет, между прочим:
дом, который ты как-то всегда огибаешь,
обходя стороной непонятное имя
на табличке, прибитой тобой вверх ногами.
Тут давно не живут – и звонить бесполезно:
колокольчик, звонок ли, скворец ли при двери
(свил гнездо и поёт… ну и что ж теперь делать?)…
есть ещё металлический рог: для упорных -
тех, что любят трубить от зари до заката,
но и им не откроют – хозяев нет дома.
Говорят, что когда-то тут было возможно
получить чашку кофе с берлинским печеньем,
но, должно быть, не в этом году, потому что
у скворца уже внуки – и немолодые.
Проходя по касательной к этому дому
ты – единственное – заберёшь свою почту
из почтового ящика, полного дряни,
чтобы где-нибудь бросить во время прогулки
в направлении к центру – по улочке тихой
Мы Ещё С Вами Встретимся, Но Ненадолго.
Записка первая,
другу
Датские зелёные купола и башни
похожи на только что вынутые из моря:
грациозные обломки, которые день вчерашний
выбросил на берег, перефразируя Снорри.
Тебе, конечно, понятно, какого Снорри, -
если же нет, то и я не знаю:
ты однажды употребил это слово в споре…
правда, тема, помнится, была иная.
Впрочем, это я так. Лучше сразу о деле:
я хотел сообщить, что сегодня снова
не застал тебя дома, как и на той неделе,
и черкнуть записку – коротко, два-три слова.
В общем, так я и делаю. Вот и поговорили.
Это первый раз за последних четыре года.
Я пойду посижу сейчас в каком-нибудь гриле,
закажу себе минеральную «датскую воду» -
и начну извлекать из воды купола и башни,
купола и башни зелёного, вчерашнего цвета,
и раскладывать их по столу на бумажке -
в честь хотя бы и Снорри, хоть я и забыл, кто это.
То-то Снорри обрадуется и ахнет,
то-то даст мне мёду за эту идею!..
Что до поэзии, то ею здесь и не пахнет.
Обнимаю. Увидимся через неделю.
Записка вторая,
налоговому инспектору
Срезанные цветы действуют мне на нервы,
поэтому я в мою жизнь их не допускаю.
И хотя у меня есть тончайшая ваза из Севра,
она прекрасна сама собой и стоит пустая.
Я вообще считаю (если говорить честно),
что отнюдь не здорово быть свидетелем кончины,
восхищаясь тем, что пока не исчезло,
но исчезнет, как бы ни ухаживали и ни лечили.
Понятное дело, всё в мире довольно тленно
(я и сам охотно цитирую Екклесиаста),
но строить на этом концепцию жизни и вселенной,
полагая, что жизнь как раз потому и прекрасна -
это я нахожу, извините, несколько глуповатым
и, с Вашего разрешения, несколько страусиным…
Впрочем, в соответствии с заведенным мною порядком,
я давно не путешествую по философским трясинам.
Так о чём я, собственно… Ах да, о налоге:
с ним теперь всё в норме, как и следует из квитанций.
(Кстати, звонок Ваш застиг медведя в берлоге
прямо за этим самым намерением – расквитаться!)
Что ж, я весь не умру: сохранятся мои бумаги:
счета, расписки и прочая абракадабра -
богатый архив весельчака и бродяги:
смешное моё, нелепое моё завтра и послезавтра!
Закон сохраненья материи – прекрасная штука.
Он тот же буддизм: всех обманет и всех утешит.
До встречи, дружище… да продлится наша разлука!
Отчасти всё-таки Ваш,
Налогоплательщик.
Записка третья,
врачу
Я прийти не смогу: дела… то одни, то другие.
Мне теперь хорошо помогает зубная паста.
Невралгия моя, или как её… ностальгия,
развивается благополучно, но не опасно.
У меня отвращенье почти к любым препаратам,
и потом… я считаю Ваш труд не большим искусством.
Например, я вчера побеседовал с Гиппократом -
он хороший врач, он сказал: всё пройдёт, клянусь Вам.
Он не то что Вы – с Вашей клизмой и Вашей линзой!
…между прочим, на днях, по пути повреждая голень,
я украл из приёмной истории всех болезней -
Вы теперь ни в жизнь не узнаете, кто чем болен!
Я читаю их как романы, но – будь я Вами -
я бы многое изменил и отбросил даже,