Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)
Шрифт:
— Я очень рад, — сказал он, — что победительницей оказалась наша студентка. Вижу, что эту радость разделяет весь наш коллектив. Я от души желаю Гюльчехре новых успехов.
Гюльчехра вышла из института ошеломленная, у нее кружилась голова. «Я недостойна таких похвал, — думала девушка. — Надо будет обязательно посоветоваться с преподавателями насчет типовых построек в Мингбулаке. Как все-таки избежать однообразия?»
— Можно бы и отметить премию! — услышала она чей-то голос.
Группа третьекурсников окружила ее:
— Поздравляем,
— Спасибо! — Гюльчехра пожала всем руки. — Я готова. Можем сейчас и отметить.
— Отлично! Тогда — в ресторан «Бахор»! — крикнул вихрастый молодой парень.
— Нет, нет! — возразили ему, — Пусть сначала построят кафе. Вот когда мы увидим его в металле, стекле и камне, тогда Гюльчехра-апа устроит нам хорошее угощение!
— Согласна! — Гюльчехра улыбнулась, — Мы непременно так и сделаем.
Студенты весело попрощались и ушли. Гюльчехре еще рано было возвращаться домой, и она направилась в сторону Урды. В самом деле, что она будет делать с премией? Девушка открыла сумочку и потрогала конверт с деньгами. «Да, большая сумма. Отправить домой, отцу? Или же накупить подарков? Тут на все хватит», — решила она.
Следующие два дня Гюльчехра почти целиком посвятила хождению по магазинам, покупкам. Позаботилась она и о бабушке Абсутай: преподнесла ей голубой шерстяной отрез на платье. Старуха растрогалась, даже молитву прочитала. Конечно, Гюльчехра и себе купила кое-что из одежды. Еще в прошлый свой приезд в Ташкент она мечтала приобрести белые индийские туфельки. Не нашла она их и теперь. Однако продавщица отдела обуви в ЦУМе посоветовала ей зайти послезавтра, туфельки привезут чешские, но они ничуть не хуже индийских.
В тот же день Гюльчехра решила поехать в строящийся студенческий городок. Девушку тянуло туда, ведь там будет стоять ее здание!
Старик сторож обрадовался Гюльчехре, угостил ее большим ломтем дыни хандалаки. Девушка походила немного по строительной площадке, а потом поднялась на пятый этаж гостиницы.
— Будь осторожна, дочка! — крикнул ей снизу Сулейман-ата. — Далеко ли до греха, здание еще не закончено!
Гюльчехра не послушалась его, вышла на балкон, еще не огражденный перилами, и прислонилась к дверному косяку.
Город был перед нею, рядом с нею.
Сквозь изумрудную листву громадных чинар и тополей просвечивали белые и красные крыши домов. Вдалеке вырисовывались контуры гор. Вершины их отливали серебром на солнце. Легкий ветерок шевелил пряди волос, овевал лицо, шею.
«А что, если крышу кафе превратить в веранду? — вдруг подумала Гюльчехра. — Нет, к сожалению, придется во многом изменить проект… Стоит все-таки попробовать — вчерне». Девушка спустилась вниз.
— Ну как, нравится? — спросил Сулейман-ата.
— Что и говорить… И воздух такой хороший, так легко дышится.
— Э, дочка, здесь будет рай, да и только. Ну да тебе лучше знать, как здесь будет, — сказал старик.
Гюльчехре было пора домой, на Лабзак. Когда она добралась до Хадры, вдруг вспомнила о чешских туфельках в ЦУМе. Трамвай довез ее до театра Навои.
Народу в магазине было много, однако продавщица, увидев Гюльчехру, поманила ее к себе:
— Вот, можете примерить.
Гюльчехра села на стул рядом с прилавком. Туфельки и в самом деле оказались очень красивые: аккуратно скроенные, белые, по началу подъема — тоненькая золотая цепочка, и каблук не слишком высокий, удобный.
Девушка примерила их — подошли на диво!
— Большое вам спасибо, — сказала она продавщице.
Та в один миг вложила туфельки в коробку и выписала чек.
— Поздравляю с удачной покупкой, — произнес кто-то сзади.
Девушка обернулась и увидела Шаходат-холу. И сразу словно туман поплыл перед глазами Гюльчехры.
— А я давно за тобой наблюдаю, думаю: Гюльчехра это или нет? Ну, как поживаешь, как домашние? Все ли в порядке? Когда приехала?
— Я здесь уже четыре дня, — девушка сама не узнала своего голоса. — Меня вызвали в институт.
— Ну разве так можно, милая? Уж сколько прошло времени, а ты даже к нам не заглянула!
— Загляну. Как ваше здоровье? — спросила девушка. А глаза помимо ее воли отметили поразительное сходство в выражении лица Шаходат-холы и Абдуллы. — Как поживает Гафурджан-ака?
— Слава аллаху. Сейчас ему немного лучше. Мы, старики, сейчас живем предстоящей свадьбой…
— Свадьбой?!
— Решили поженить нашего Абдуллу.
Гюльчехра была вынуждена облокотиться о прилавок.
— Он учится вместе с ней, — продолжала Шаходат-хола. — Она славная девушка. Знаешь, кто у нее отец? Академик Курбанов. Ты, наверно, о нем слышала. Так вот. Наверно, в июне и соберемся. Все уже слажено…
— Поздрав… Поздравляю, — у Гюльчехры было впечатление, будто кто-то другой говорит за нее. — Пусть будут счастливы… — Она собрала все свои силы и выпрямилась. — Пусть будут счастливы…
У нее совершенно выпало из памяти, как она простилась с Шаходат-холой, как вышла из магазина, как пришла на Лабзак. Она что-то проговорила Абсутай, которая суетилась во дворе, поднялась в дом, в свою комнату, и легла на кровать.
Через некоторое время бабушка Абсутай заглянула к девушке. Гюльчехра посмотрела на нее ничего не выражающими, безразличными сухими глазами.
— Что случилось, дочь моя?! — спросила старуха.
Гюльчехра не ответила. Так она пролежала до самого вечера. А потом вдруг поднялась с постели, вынула из коробки белые туфельки, надела их и вышла во двор.
— Куда ты в такую пору, доченька? — забеспокоилась бабушка Абсутай.
— Я прогуляюсь немного, у меня голова болит, — сказала Гюльчехра и направилась к воротам.
— Не задерживайся, поздно ведь уже! — крикнула ей вслед Абсутай.
Девушка шла пешком до самой Урды. «Хорошие я купила себе туфли, — подумала она у поворота. — Совсем новые, а не жмут, мягкие, легкие, красивые…»