Зеленое море, красная рыба, черная икра
Шрифт:
Но говорила она это все, смеясь глазами, и нельзя было понять – жалуется она или заводит меня, смеется над собой или грустит.
– Вы здесь с родителями?
– Нет, – покачала Анна головой. – Тут у меня дядя – в совхозе. А я – одна. Мама умерла, отец уехал в Небит-Даг работать…
Мы снова забуксовали.
В этом месте сшиблись грудь в грудь две стихии – соленое море и прогорклая пустыня, йак жерновами растерли жизнь между собой. Разбрасывая с завыванием из-под колес мокрый песок, «газон» тянул
Пустыня завораживала, парализовала. Как бездонный омут, она втягивала в себя, грозила бесследно растворить в своей рыжей пустоте.
Всевышний создатель сих мест, приступая к творению, страдал в этот момент или приступом дальтонизма, или острым дефицитом красок. Наверное, как всегда, подвели снабженцы, и он, гоня план к концу квартала, соорудил этот мир из одних желтых и серых цветов всех оттенков – от серебристо-седого неба до охряной пены. И припорошил пепельным налетом соли.
– Вы, наверное, всех хорошо знаете? – мотнул я головой на наших спутников.
– Да. Во всяком случае, много лет. – Она помолчала мгновенье и быстро подняла на меня взгляд – глаза у нее теперь были почти черные. – Вы хотите что-то узнать о них от меня?
Я даже не удивился, почему-то я уже принимал за данность, что она может угадывать мои мысли.
– Хотел бы… Конечно, хотел бы…
– Но вы и меня не знаете, – неуверенно сказала Анна.
– Нет, вас я знаю. Я вас чувствую…
– Тогда вы должны чувствовать, что если я что-то скажу про них, то только хорошее. Они все мои старые знакомые…
– А Сергей Пухов был тоже вашим старым знакомым? – спросил я мягко.
– Конечно… Хотя мы общались мало… Все свободное время Пухов проводил со своими детьми… Он был замечательный отец…
Мотор машины ревел, тяжело гудели и били на ухабах баллоны, салон автобуса был заполнен разрозненным шумом и грохотом, я говорил почти над ухом Анны – не боялся, что нас услышат.
– За несколько часов до своей гибели Пухов хотел со мной встретиться…
– С вами? – Она смотрела широко раскрытыми, как у ребенка, глазами.
– С ним была женщина. Молодая женщина. Совсем молоденькая. С черной повязкой…
– Это могла быть жена или подруга погибшего рыбака. Их тут много. И все в черном. Но почему вы не посоветуетесь со своими подчиненными? Вы им не верите?
– Я обязан им верить, – пожал я плечами. – Мне вместе с ними работать. Но дело в том… Даже не знаю, как сказать… По меньшей мере один из них – предатель…
– Почему вы так решили?
– Пухов не открыл свою тайну водной милиции, а решил открыть ее мне – человеку новому. Значит, он не доверял им.
«Рафик» в это время перевалил через плоский бархан и выкатил на шоссе, как будто облегченно вздохнул, повернул направо и покатил на юг. Мелькнул и исчез за песками взрытый малахит моря. Народ в автобусе был теперь полностью предоставлен себе.
Бураков, откинувшись на спинку, уютно свистел носом. Хад-жинур, не обращая внимания на тряску, читал протоколы из черной папки Буракова.
– Подождите. Но почему вы говорите об этом мне? – спросила Мурадова.
– Я никого здесь не знаю. Кроме вас…
Неуловимо-легко провела она ладонью по рукаву моего плаща:
– Вы и меня совсем не знаете…
Брови у нее взлетели вверх, дрогнули ресницы.
– Я же сказал: я вас чувствую. И кроме того, вы не служите в водной милиции…
– Эх, говорил я Сереже – поостерегись! – Побитое оспой лицо начальника рыбинспекции искривилось тоскливой гримасой. – Очень смелым был…
– А теперь стал очень мертвым, – не открывая глаза, тихо добавил Бураков.
Дорога подрагивала, дымилась, казалось, что мы мчим не по твердому свинцово-сизому асфальту, а с рокотом летим по реке, стремительно втекающей под колеса.
Прокуратура занимала второй этаж длинного жилого дома с балюстрадой, затянутой сухими безлистными лозами дикого винограда. Внизу, под нами, помещалась водная милиция.
Все прибывшие ненадолго заполнили мой кабинет. Говорили разом:
– Брать надо Мазута… Брать! И как можно скорее, пока не ушел!..
– Где Агаев? – улучив минуту, спросил я.
Бураков обернулся, толстый его живот остался недвижим.
– Начальник сейчас будет…
– Надо проверить, задерживал ли Пухов Мазута в последнее время… – Начальник рыбнадзора Цаххан Алиев прошел от окна к двери. – Может, он составил на него протокол, но не успел сдать…
Одна и та же версия – «убийцей рыбинспектора может быть только браконьер». И единственный мотив убийства – «месть на почве воспрепятствования преступной деятельности». Так при нападении на инкассатора всегда исходят из желания завладеть его инкассаторской сумкой.
Хаджинур, как мне показалось, сделал попытку вырваться из чертова круга «рыбинспектор – браконьер»:
– А если еще что-то? Может, женщина?
– Да ты совсем спятил! – рявкнул Цаххан Алиев. – У Сережки – и баба! Не было у него никого…
Я внимательно слушал.
– Все равно надо все предполагать, если хотим раскрыть, – подхватил Бураков. – И что ты заладил, Алиев, «не было у негоникого»! Человек же он, в конце концов! В кино сходить, пива выпить…
Мой помощник Бала Ибрагимов – полный, неуклюжий молодой человек в очках с супермодной оправой – покрутил головой:
– Может, стоит дать обращение в газету… – Огромные, как витражи, очки предоставили каждому возможность отразиться в затемненных стеклах. – Кто-то мог видеть Пухова или его убийцу…