Зеленые цепочки
Шрифт:
— Почему вы убили вашего сообщника у Сиверской?
— Это вам тоже известно?.. Извольте, скажу. Ненадежен. Завербован был глупо и только под давлением страха согласился работать на нас. Я боялся, что в Ленинграде он передумает, зайдет к вам и продаст.
— Кто тот человек в военной форме, которому вы передали чемоданы на Сытном рынке?
— Э-э!.. Да вы действительно знаете меня. Старший сын этого немца.
— Все, что вы сказали, правда?
— Да. Сегодня я первый раз в жизни говорю правду, и то только потому, что перед лицом
— Вы сильно облегчили мне работу…
— Не радуйтесь… Все это вам ни к чему. Остались уже секунды… Устал… Скажите, — сколько времени?
Майор посмотрел на осунувшееся лицо врага и сказал, отчеканивая каждое слово:
— Сейчас ровно пять минут шестого.
— Что? Чушь… У вас часы спешат.
— Сейчас проверю по другим, — невозмутимо сказал майор и, вынув из кармана другие часы, протянул их однорукому. — Убедитесь. На этих тоже пять минут шестого.
Шпион посмотрел на часы, потом на следователя, снова на часы и снова на следователя. На лице появилась болезненная улыбка.
— Это мои часы?
— Да. Я нашел их в картошке.
— Вы — сам сатана!.. Да, моя карта бита… Он долго сидел, опустив голову на грудь, и тяжело дышал. Затем медленно поднялся и, покачнувшись, ухватился рукой за спинку стула.
— Если бы вы знали, что пережил я… — с трудом произнес он. — Нет… нельзя умирать несколько раз… Я еще жив!
С этими словами он взмахнул стулом и что было силы бросил его в следователя. Удар пришелся в стену. Майор, понимая состояние врага, был готов к любой неожиданности.
— Замятин! — крикнул он, отскочив в сторону. Однорукий, оскалив зубы, приготовился к прыжку.
— Стреляю! — резко предупредил майор, вскинув пистолет.
— Стреляй!.. Я покойник! — закричал шпион и кинулся на майора.
В это время в комнату вбежали Замятин и двое красноармейцев Они с трудом повалили его на пол. Однорукий бился в каком-то бешеном остервенении, выкрикивая непонятные слова.
— Держите его крепче. Это припадок, — сказал майор, пряча пистолет в кобуру.
Несколько минут однорукий продолжал корчиться, затем, обессиленный, затих, весь как-то обмяк и только изредка вздрагивал. Ему расстегнули ворот, дали воды.
— Оставьте его теперь, — приказал майор, когда шпион начал ровно дышать.
— Он уснет.
Сон продолжался недолго. Открыв глаза, шпион с недоумением посмотрел вокруг себя и встал как ни в чем не бывало.
— Кажется, у меня был припадок. Плохо… Я считал, что вылечился до конца. Последний припадок у меня был, если не ошибаюсь, в тысяча девятьсот двадцать девятом году.
— Где вы лечились? — спросил обычным тоном майор.
— За границей. Вылечил меня известный германский профессор, и, между прочим, еврей.
— Вам нужно опять к нему обратиться.
— Слушаюсь. В первый же день, как только попаду на тот свет, разыщу непременно. Пускай лечит.
Майор нахмурился и, пристально посмотрев на шпиона, спросил:
— Вы в состоянии идти?
— Да. Куда угодно.
— Товарищ
22. СПАСЕНИЕ
Поздно ночью, во время третьей воздушной тревоги, пришли на подмогу моряки, расквартированные где-то на Карповке. Узнав, что в подвале засыпаны люди, они сменили уставших дружинников.
— Полундра! — выкрикивали два коренастых моряка, переваливая громадную глыбу сцементированных кирпичей.
— А ну, корешок, еще раз… взяли!
Глыба рухнула. Работали без лопат — руками, разбрасывая кирпичи в разные стороны, не обращая внимания на зенитную стрельбу, сыпавшиеся кругом осколки. Под утро добрались до стенки подвала и взялись за ломы. Потные, грязные, в одних тельняшках, они без устали дробили, выворачивали камень, крепко спаянный и слежавшийся от времени.
— Полундра!
Это слово услышали в подвале.
— Краснофлотцы! — крикнул Степка. — Так моряки кричат.
Положение засыпанных было невыносимым. Они уже давно стояли на помосте по колено в холодной воде, а вода все продолжала прибывать. Дышать с каждым часом становилось трудней. Изнурительно-тяжелый, спертый воздух отнимал последние силы. Ноги онемели и, казалось, вот-вот подломятся.
В этот момент булькнули и зашумели падающие в воду камни. Через боковую стену подвала пробился ослепительный луч дневного света.
— Есть! — крикнул кто-то за стеной. В ответ ему вырвался радостный стон засыпанных. Кто-то сказал:
— Спокойно, товарищи. Оставайтесь на месте, вода глубокая.
Камни сыпались от могучих ударов лома, и отверстие расширялось. Наконец в окно просунулась голова, закрыв собой свет.
— Живые?
— Да, да… живые! Только тут много воды.
— Вода?.. Это по нашей части… Темновато у вас. А сколько воды-то?
— Метра полтора.
— Значит, по горло… Ну, кто первый? Подходи — вытяну.
— Нельзя… — послышались голоса. — Я боюсь, что мы не дойдем. Тут есть очень слабые. Могут утонуть…
— Понятно… Сейчас сообразим. Далеко до вас?
— Метров десять.
— Есть метров десять… Сейчас.
Моряк вылез. В пробоину снова ворвался свет, а через несколько минут моряк спустился в подвал на веревке.
— Трави, трави. Еще… Вот это ванна!.. Есть! Стою на полу. Отпускай теперь веревку.
Веревка ослабла. По горло в воде, он побрел к помосту.
Веревку закрепили за столб, в подвал спустились еще трое моряков и начали вытаскивать еле живых от пережитого ужаса и страданий людей. Перебирая руками по веревке, поддерживаемые моряками, переходили они от помоста к пролому в стене, и тут их подсаживали наверх, передавая стоявшим снаружи.