Зеленые цепочки
Шрифт:
— Ну что ж, приведи. Если он вроде тебя, возьму…
— Он лучше, чем я… Он у нас главный начальник… — Степка запнулся, сообразив, что выбалтывает секрет.
Ванна у Николая Васильевича была большая, широкая. Они залезли оба, головами в разные стороны, и долго сидели в горячей воде. Все лицо у Степки покрылось крупными каплями пота, он разомлел, распарился и незаметно уснул.
23. ЛИКВИДАЦИЯ КРУГА
Уже небо посветлело, когда майор уехал с арестованными. «Круг однорукого» оказался
Бураков проводил майора и вернулся в дом попрощаться с хозяйкой.
— Валя, я должен идти, — с грустью сказал он, усаживаясь на стул. — Много работы. Большое вам спасибо…
— К чему благодарности? — перебила она. — Я вас скорей должна благодарить. Я себя чувствовала сегодня на передовой линии. Вообще я сегодня многое поняла, чему раньше не придавала значения. Скажите… они очень опасные люди?
— Да. Один какой-нибудь… вот, например, этот однорукий, стоит эскадрильи бомбардировщиков.
— У вас очень интересная работа, — с завистью сказала она. — И опасная.
Бураков поднялся.
— Опасная?.. Да. Интересная?.. Как и всякая другая, если к ней относиться добросовестно… Потом как-нибудь поговорим.
— Вы любите это словечко: «потом». Он с сожалением протянул ей руку.
— Увидимся, надеюсь… Разобьем немцев и тогда наговоримся. Не забывайте меня.
Мишка сидел на лавочке, закутанный в громадный тулуп, рядом с дежурным по улице, с которым час назад нарочно затеял ссору. Они давно помирились, тем более что мальчик догадался извиниться за свое озорство, чем сильно расположил к себе доброго старика. Теплый тулуп дед принес из дома, когда увидел, что мальчик не собирается уходить и милиционеры, пришедшие с ним, относятся к нему благосклонно. Зачем они пришли и что делают на улице, дежурный не интересовался. Любитель-пчеловод, он рассказывал своему новому знакомцу о пчелах.
— Пчела — очень справедливое насекомое. Вот, к примеру: если какая беда стряслась, пчела не станет рассуждать, кому в бой кидаться. Всадит свое жало, даром что после этого погибнуть должна… Себя не жалеет. Они очень даже общественные.
Из переулка вышел Бураков с тремя красноармейцами. Мишка узнал его по походке, выскользнул из тулупа и, не дослушав старика, побежал навстречу.
— Товарищ Бураков, все в порядке. Он дома сидит, никуда не ушел. Я сам дежурил.
— Здравствуй, Миша. Ты про кого говоришь? — А про этого… про шофера.
— Жена его дома сидит, — это верно. А сам он давно ушел.
— Да нет… Я вам головой ручаюсь, что тут…
— Не ручайся никогда головой. Шофера уж с полчаса как увезли. Где лейтенант милиции?
Озадаченный таким ответом, Мишка привел Буракова к забору, где спрятался лейтенант. Все вместе они поднялись на крыльцо и постучали в двери.
Жена шофера, уверенная в том, что это вернулся ее муж, сразу открыла дверь и, увидев милицию, обомлела.
Во время обыска она неподвижно сидела на табуретке
— Я ничего не знаю.
Когда Бураков с красноармейцами спустили с чердака радиостанцию, смонтированную в двух чемоданах, оружие, пакеты со взрывчаткой, она заплакала.
К вечеру весь «круг однорукого», все названные им лица находились под надежной охраной. Захвачены были радиопередатчик, оружие, шифр, чемоданы с ракетами и адскими машинами. Следователи допрашивали арестованных, и они, прижатые к стенке вещественными доказательствами и известными фактами, махнули на все рукой и сознавались.
Дело подходило к концу. Особенных сюрпризов ждать не приходилось, и майор, проделав эту невероятную по напряжению работу, решил отдохнуть. Он буквально валился с ног от усталости и бессонных ночей; Кроме того, хотелось повидать родных. Майор набрал номер телефона.
— Алло! Это кто? Мама… Собираюсь к вам приехать… Замучился. Ну, конечно, переночую. Николай дома? Спит? Почему? Хорошо, потом расскажешь. Я выезжаю минут через десять.
24. БОРЬБА ПРЕДСТОИТ ЕЩЕ ДОЛГАЯ
Проснулся Степка на мягком диване и долго не мог сообразить, как он попал в эту незнакомую, хорошо обставленную комнату.
На стуле около дивана он увидел аккуратно сложенную одежду и сначала не признал ее. Вымытая и выглаженная рубашка с новой заплаткой на рукаве совсем не походила на ту, что он снял вчера. Пушистый халат, надетый вместо белья, кое-что напомнил, и постепенно в памяти начали восстанавливаться последние минуты перед сном, а дальше все тонуло в какой-то черной пропасти, вроде той, куда он провалился, потеряв сознание при взрыве бомбы.
Перед тем как проснуться, слышал он знакомые голоса.
— Вот он, полюбуйся, — сказал один знакомый мужской голос.
— А ведь я его знаю, Коля, — сказал другой и тоже очень знакомый голос.
— Ты всех знаешь…
— Знаю. Степаном зовут.
— Точно. Степан Григорьевич Панфилов.
— Беспокоился я за него. Ну, пускай спит.
Это было все, что мог вспомнить Степка после пробуждения. Вероятно, разговор этот ему приснился, подумал он.
В квартире стояла тишина. Небрежно задернутые шторы пропускали широкую полосу дневного света. Степка решил, что времени еще немного и он успеет засветло вернуться домой и застать мать.
Скрипнула дверь, и на пороге показался улыбающийся, чисто выбритый, в форменном кителе и домашних туфлях Николай Васильевич.
— Ну что, проснулся, Степан Григорьевич?
— Ага! Проснулся, — потянувшись, сказал Степка и спустил босые ноги с дивана.
Его новый друг, шлепая туфлями но полу, подошел к окну и распахнул шторы.
— Погодка сегодня хорошая! Больше не хочешь спать?
— Нет. Я выспался.
— А то бы еще соснул, для ровного счета, денек.
— Надо домой. Наверно, уж поздно.