Зеленые глаза викинга
Шрифт:
– Я? – Она притянула к себе мохнатую Ванькину голову, уткнулась в его висок и прошептала, прежде чем зареветь горючими слезами: – Я их всех поимею, Ванька! Всех, кто решил поиметь меня! Обязательно...
Глава 8
И утром она, поклявшаяся наказать всех своих обидчиков, катила на бешеной скорости к Маринке. Правильнее, к родителям покойного Мишани, где теперь пряталась ото всех ее подруга.
Предала она ее или нет?! Знакома с Баскаковым или нет? Могла согласиться на его условия: подставить подругу ради собственной
Все эти вопросы пчелиным роем носились в ее голове, пока она покрывала расстояние в несколько десятков километров. Немного успокоилась и взяла себя в руки, лишь когда на одном из крутых поворотов ее сильно занесло.
Самое время погибнуть! Даша испуганно сбросила газ. Все останутся довольны, все! Баскаков наконец-то вздохнет спокойно. Марина тем более. Павел Степанович – ее бывший начальник, если и испытывал угрызения совести из-за того, что подвел ее к увольнению, перекрестится с облегчением – земля ей пухом.
Да, ее смерть сейчас бы всех устроила. Всех, кроме нее самой!
Даша рассмеялась.
Если дело не сдвинется с мертвой точки, в которой теперь зависло, то до психоза ей три остановки!..
Дом родителей Мишани она увидела издали. Среди куцых одноэтажных дачных построек он выделялся добротностью. Выложенный речным камнем фундамент. Два этажа. Мансарда. Терраса по всему периметру дома. Большой сад, где Марина в день убийства мужа собирала смородину, даже прудик имелся, и какие-то рыбки в нем плескались.
Старики не бедствовали. Отец Мишани когда-то занимал высокий чиновничий пост. И успел вовремя и как следует наворовать, как сплетничала про свекра Маринка. Мама Мишани была рачительной хозяйкой, потому и не оказалось профуканным сколоченное воровством и должностными злоупотреблениями состояние. Детям – как они называли почти сорокалетних Мишаню и Марину – могли даже помогать. Может, потому Мишаня и не забивал особо голову поисками места работы, просиживая часами за компьютером.
Папа с мамой подбрасывали, ходить на службу с девяти утра до шести вечера совсем ведь необязательно.
Маринка, правда, всегда сопротивлялась их помощи. И работала как вол, хватая подработки, как голодная собака. Даша всегда считала, что существуют они безбедно в основном из-за ее стараний. И что квартиру супругам Лихим купили именно родители Мишани, Даша услыхала вчера впервые.
Почему Маринка никогда не делилась с ней этой информацией? Не считала нужным, важным, сама не помнила? Просто жила и жила подле любимого мужа, пока...
Пока не возникло желание от него избавиться.
Машину Даша оставила далеко от ворот. Вдруг заметят ее из окон и открыть не пожелают. Не кого-нибудь, а именно ее нашли подле трупа их сына и мужа. И не просто нашли, а с пистолетом в руке. Маринка уже успела упрекнуть ее в единственном их телефонном разговоре.
Я, говорит, твоего мужа не убивала!
Ох, если она в самом деле сговорилась с Баскаковым! Ох, если знала все изначально и послала Дашу на верную погибель к себе домой, она же...
Она же просто гадина тогда получается!!! Подлая коварная гадина, притворявшаяся долгие годы ее верной подругой, готовой ради нее на все.
– Здравствуйте, Вера Ивановна.
Даша успешно проникла через калитку на территорию, зная, что злых собак отродясь тут не держали. Увидела хлопотливо снующую между террасой и плетеным столиком под старой березой мать покойного Мишани. Тихо подкралась сзади и негромко поздоровалась.
Женщина вздрогнула от неожиданности, и клубничное варенье, наверняка этого уже года, плеснуло на хрустящую льняную салфетку из вазочки, что держала Вера Ивановна в руке.
– Даша?! – изумленно вскинула она брови, повернувшись на ее голос. – Здравствуй, здравствуй.
И снова уставилась на нее, рассматривая.
Хорошо, что догадалась сегодня надеть темное платье в мелкий неброский цветочек, оставив в кресле заготовленные уже шорты и майку. Не к такому визиту наряд, совсем не к такому. Это прежде можно было явиться сюда в чем угодно. Хорошо встретят, чаем напоят и с гостинцами домой отправят. Сейчас все поменялось. И взгляд Веры Ивановны, обернувшей голову черной траурной косынкой, красноречиво об этом свидетельствовал.
Не было в ее взгляде мудрого понимания, совсем не было. Осуждение! Скорбное осуждение, вот чего там было в избытке. Даже к столу не пригласила, хотя все уже было готово к завтраку.
Три прибора – слава богу, что три, значит, Марина здесь – расставлены в строгом порядке так, что оставалось место и для четвертого. Но не для Даши, разумеется. Тут по умолчанию покойный Мишаня присутствовал. Он все еще был с ними, хотя прибор и не осмелился никто ему поставить. Пузатый кувшин с запотевшими боками. Знаменитый клюквенный морс Веры Ивановны, который никто так больше не мог готовить, только она. Глубокая фарфоровая супница, накрытая вафельным полотенцем, сложенным вчетверо. Там манная каша с фруктами. Даша завтракала с ними не раз, точно знала, что там каша. И чуть поодаль в блюде под высокой стеклянной крышкой пыхтел пышный омлет, минуту или две назад снятый с газовой горелки.
Традициям здесь не изменяли.
– Будешь завтракать с нами, Даша? – вежливо поинтересовалась Вера Ивановна, но все в ней сопротивлялось Дашиному присутствию за семейным завтраком.
– Спасибо большое, Вера Ивановна, нет. Я уже завтракала.
Даша не знала, куда девать глаза, руки, как справиться с дыханием, чтобы не разрыдаться. Едва справилась. Удалось лишь, когда отвернулась от наполненного горечью взгляда Веры Ивановны.
– Мне надо с Мариной поговорить, Вера Ивановна, – попросила она, отвлекая себя от просившихся наружу слез. – Это очень важно и для меня, и для нее.
– Для нее? – удивленно воскликнула мать покойного Мишани. – Что для нее сейчас может быть важным, девочка моя?! Ее жизнь... Она просто закончилась!
– Да, да, я понимаю, и тем не менее.
Она повернулась на звук шагов. Так шуршать летними брюками по высокой траве мог только Василий Леонидович – отец Миши. Былой чиновничьей надменностью был полон тот шорох, несгибаемостью авторитета. И это ничего, что уже почти двадцать лет без былого поста и кресла. Ничего, что люди с челобитными спину перед ним не гнут, спеси от того в Василии Леонидовиче не убавилось.