Зеленые глаза викинга
Шрифт:
– Пускай не было прослушки, – упрямо гнула свое Даша, старательно не обращая внимания на крупные мурашки, разбуженные его большим пальцем. Они горохом посыпали до самых пяток. – Но он следил за мной? Следил!
– Допустим.
– Вот! И когда вошел следом за мной в квартиру или минутой раньше и увидел труп, то не нашел ничего лучшего, как уложить меня рядом с ним. И пистолет в руки вложил, придурок!
– Целиком и полностью согласен. – Баскаков отшатнулся, выпуская ее из рук. Сел за стол, побарабанил по нему пальцами. И вдруг спросил, привычно улыбаясь одними
И она ведь стала стряпать сырники, молясь про себя, чтобы они удались.
Штука капризная, между прочим, если кто думает, что это не так. Тесто не должно быть слишком густым, изделие получится тогда жестким с опавшей серединкой. И не должно быть слишком жидким, тогда сырники расползутся по сковородке – не собрать. Нужно уметь попасть в золотую середину. Раньше получалось. Теперь – только бы поймать! Давно не делала ничего в кухне, очень давно.
Все получилось! Ровненькие, золотистые, пухленькие. Сверху ложку сметаны, и нате вам, господин Баскаков, угощайтесь, коли вам блюдо такое по вашему статусу, зубам и настроению.
– Вкусно, – отметил он, отодвигая пустую тарелку, слопав целых семь штук. – Молодец, Дарья Дмитриевна, хорошая хозяйка. Что же муж-то сбежал от такой мастерицы?
– Он не сбегал! – возмущенно повела она плечами, ковыряя все еще первый по счету сырник. Аппетита в его присутствии совершенно не было. – Я его сама выгнала, между прочим.
– А что так? – он недоверчиво ухмыльнулся. – Все вы так говорите: выгнала, послала. А на самом деле...
– На самом деле я устала делать вид, что ничего не замечаю. Просто в какой-то момент устала, и все. Кстати, Захар Валентинович, а почему вы считаете Молюкова... неумным человеком? Он, по-вашему, должен был меня пристрелить?
– Он, по-моему, не должен был проявлять инициативу.
Баскаков, насытившись, вдруг повел себя совершенно бессовестно, поймал Дашину ладонь, вытащил из пальцев вилку, уложил ее на тарелку с недоеденным сырником. Начал перебирать ее пальцы привычно и методично, будто делал это много раз и раньше и давно знает, что и как ей нравится.
А ей нравилось!
– Что вы делаете? – Даша подбородком указала на их сплетенные пальцы.
– Я? Ничего, – он улыбнулся, но руки не убрал. – Мы просто говорим. Кстати, давайте уж договоримся, либо «вы», либо «ты». Либо с отчеством, либо без. Я за второй вариант, а ты, Даша?
– Пусть будет так. Не надо... – она потянула свои пальцы из его ладони, ничего не вышло, быстро сдалась и закончила совсем не так, как хотела: – Не надо было ему проявлять инициативу в каком смысле?
– В том, чтобы подставлять тебя так жестоко, – нехотя признался Баскаков. – Было дано задание идиоту: следить и, используя представившуюся возможность, насолить тебе каким-нибудь образом.
– Ничего себе! – Даша надула губы и пальцы решительно выдернула. – Насолить?! Это называется насолить?! Я просидела под следствием почти неделю! Я подверглась массированным допросам и прокурорских, и своих, и людей из службы собственной безопасности! Я потеряла работу! В конце концов, я получила по башке! Это называется насолить?!
– Один – один, Даша.
Он не испытывал никаких угрызений совести. Если что-то и разозлило его, так это то, что его подчиненный ослушался, проявив не одобренную свыше инициативу. И ему совсем не жаль ее запятнанной репутации, потерянного времени в следственном изоляторе, и головы ее пострадавшей совсем не жаль.
Он отмщен!
– Ты доволен... – поняла она все по его самодовольно ухмыляющимся глазам. – Ты очень доволен.
– Не скажу, чтобы очень, но... Некое удовлетворение получил. Доказать, кстати, у тебя не получится. Да, я почти доволен. Хотя Косой и получил по шее за самодеятельность.
– Потому и машину его на штрафстоянку отогнали? Сам не сумел?
– Ага, – покивал Захар, развалившись на стуле в ее кухне, как на своей, и совсем не заботясь, что рубашка неприлично расстегнулась на его загорелом торсе. Почти ведь до пупа обнажился, ох и... – Менты забрали тачку, вызвали эвакуатор и отбуксировали на штрафстоянку, мы же не знали, что этот... Саша, мягко говоря, с перепугу ее поперек проезжей части оставит, когда с отчетом прилетит.
– А где он сейчас? Вы его... Вы его за непослушание?.. – продолжить она побоялась.
– Нет, дома сидит, раны зализывает. – Он вдруг резко втянул в себя воздух, выдохнул, сильно раздувая щеки, и проговорил не без раздражения: – Я устал тебе повторять, Полукарова, я не убийца! Я бизнесмен! Никаких приказов по устранению конкурентов, членов их семей, мужей подруг въедливых следачек я не отдавал и отдавать не собираюсь впредь! Мои руки не в крови, поэтому...
– Поэтому что?
Вот дурацкая привычка от работы осталась – цепляться за слова и выуживать все новые и новые ответы. Зачем?!
Она втянула голову в плечи. Он ведь поднялся и снова навис у нее за спиной.
– Поэтому я без опасения дотрагиваюсь до тебя, дорогуша.
И у нее снова душа ушла в пятки, и сердце забилось даже в кончиках пальцев. И тот давний сон ей вспомнился, от которого и сладко, и стыдно было при пробуждении. И прятала потом этот странный сон в подушках, вместе с пунцовым лицом и смущенным смехом.
Ей и сейчас было жутко стыдно от собственного желания: а пускай у него последние опасения исчезнут, и он снова станет трогать ее и бубнить что-нибудь ей в шею и ключицу, и тогда она уж точно осмелится тронуть губами его висок.
– Запри за мной дверь, Даша, – с понимающим смешком, за который его убить было не жалко, проговорил Баскаков уже от входа.
Когда успел удрать? Когда она голову в плечи втягивала? Или когда жмурила глаза, боясь обернуться и глянуть на паскудника?
Ох, права была Нелька, совершенно права. Как глянет: хоть стой, хоть падай, а как падать, так...
– До свидания, – произнесла она, внимательно рассматривая носы его мягких замшевых ботинок. – Извини, что побеспокоила.
– Всегда рад, всегда рад. Если что, обращайся. Даже личное время на тебя потрачу.