Зеленый берег
Шрифт:
Так думала Гаухар в одиночестве поздним вечером. В столовой было тихо, только слышалось тиканье часов на серванте. Человек честных мыслей и поступков, она не сомневалась, что и мужу ее не чужды эти качества. Иначе что же могло скреплять их близость? Такого мнения держалась она вплоть до сегодняшнего вечера. Не может быть, чтобы вот в этот час между нею и мужем вдруг пролегла какая-то резкая разделяющая черта».
Гаухар глубоко вздохнула. Все же странная штука эта жизнь. В Казани живут сотни тысяч женщин, и лишь к одной из них — к Фаягуль Идрисджановой — Гаухар ревнует мужа, ревнует остро, мучительно. Откуда взялась эта ревность? Ведь у Гаухар, в сущности нет ни одного реального факта. Так что же, наделена женщина тонким чутьем или излишней мнительностью? Скорее всего — последнее.
Она поднялась со стула, направилась в спальню. Поправила сползшее, с Джагфара одеяло. Потом и сама улеглась. Прижалась щекой к теплому плечу мужа, дремотно притихла. А перед тем, как погрузиться в сон, еще раз подумала: «Ты мой единственный, я тебя никому не отдам».
10
Перед наступлением зимних каникул главной заботой Гаухар было выровнять успеваемость всех учеников. И она добилась многого. Тридцать три школьника учатся хорошо, надо только следить, чтоб не распускались. А вот два мальчика — Дамир и Шаукат — не перестают беспокоить Гаухар. Видно, в прошлом году не обратила на их должного внимания, не замечала отставания, надеясь на будущее: еще успеют исправиться, ведь до сих пор они без особых затруднений переходили из класса в класс. И вот результаты — с самого начала учебного года оба тянутся в хвосте. Гаухар предупреждала обоих, чаще, чем других, вызывала к доске, беседовала с родителями. Но шли дни, а успехов у ребят что-то не замечалось.
И тогда Гаухар поняла, что на этих ребят ре действуют ни уговоры, ни принуждения» с ними надо заниматься по-особому, с каждым в отдельности. Это только на первый взгляд кажется, что у школьников младшего возраста примерно одинаковые недостатки, а на самом деле все у них индивидуальное. Взять Дамира. Он быстро схватывает объяснения учительницы, но при одном условии: надо, что называется, «стоять над душой», иначе он сейчас же отвлечется, будет смотреть в окно, наблюдать, что делается на улице, и забудет про уроки. Шаукат по-своему старателен, побаивается учительницу, но туго воспринимает. Ему все объяснишь подробно, прикажешь повторить за тобой слово в слово, а через какую-то минуту все выветривается у него из головы. Он битый час может смотреть в учебник, читать вслух, а спросишь: «Что прочел?» — ничего не может сказать.?
Тут все надо начать с другого конца.
Гаухар еще раз побывала у ребят дома, осторожно поговорила с родителями, попросила помочь ей, как она выразилась, «найти ключ к сердцу ребенка». Отец Дамира своеобразно понял свою задачу — схватился было за ремень, чтобы тут же «поучить уму-разуму» сына. Но Гаухар решительно удержала его:
— Не бейте мальчика. Он тогда может совсем возненавидеть учебу. С ним надо по-доброму, ласково. Первое время ежедневно проверяйте, как он выполняет школьные задания. Возможно, он поддался чьему-то дурному влиянию. Выясните, с кем он дружит. И если приятели у него ненадежные, запретите встречаться с ними. Действуйте обязательно согласованно с матерью. Это очень важно. Требования родителей не должны быть противоречивыми.
Она потом проверила результаты этой своей беседы и с удовлетворением убедилась, что для Дамира родители установили дома строгий, но разумный режим.
С Шаукатом дело обстояло куда сложнее. Тут причина была не в разлагающем влиянии улицы. Мальчик, к счастью, еще не испорчен, но у него подавлена психика. Он постоянно угнетен. Большую часть времени проводит дома. Возьмет учебник, сядет за стол и, не раскрывая книгу, смотрит куда-то в угол.
При дальнейшем наблюдении картина выяснилась совсем безрадостная. Гаухар и раньше знала, что Шаукат растет без отца. А мать по-прежнему не уделяла ему внимания, вечера часто проводила со случайными знакомыми и домой возвращалась поздно. И сын рос «сам по себе», как растет трава в поле. Когда соседи, а потом и Гаухар пытались спросить женщину, знает ли Шаукат отца, она раздраженно отвечала: «Не расстраивайте мне сердце! Что вам за дело до меня и моего сына?!» Между тем мальчик часто прихварывал и пойти всегда был без присмотра. Иногда соседи помогали ему, чем могли. А матери, казалось, ни до чего не было дела.
Когда Гаухар начала заходить к ним, мать первое время недружелюбно косилась на нее потом делала вид, что не замечает названую гостью. В хорошую погоду Гаухар звала мальчика на улицу, чтобы на свободе поговорить, как-то пробудить в нем живость, — мать кричала на сына;
— Чего так долго копаешься? Раз учительница пришла за тобой, собирайся скорее. Ей ведь платят деньги за тебя.
Конечно, Гаухар сумела бы призвать женщину к порядку, но решила до поры до времени молчать, пока не выяснит всего, что ей казалось нужным. На улице она придумывала какое-либо занятие, игру для Шауката или обращала его внимание на природу, развивала в нем интерес к окружающему, наблюдательность. Постепенно мальчик стал оживать. Однажды он громко рассмеялся на улице, — это был первый смех, который Гаухар услышала от него. Теперь он уже спрашивал учительницу о том, что ему казалось непонятным, сам рассказывал о различных случаях из своей жизни. Это было какое-то убогое, немыслимое в наше время прозябание. И, к радости Гаухар, мальчик выздоравливал душой, словно воскресал после тяжелой болезни.
Казалось, мать стала замечать непонятные ей перемены в Шаукате: прислушиваясь к его разговорам с учительницей, она бросала начатое домашнее дело и смотрела на сына, удивление и подозрительность были в ее взгляде.
Однажды перед тем, как Гаухар уйти домой, женщина сказала ворчливо:
— Погоди немного. Я хочу спросить тебя кое о чем… — И прикрикнула на Шауката: — Ну, чего уставился?! Больно умен стал. Иди побегай на улице.
И когда они остались одни, мать сказала, не глядя на учительницу:
— Ты мне не испортишь мальчишку?
— Чем же это?
— Да вот всякими этими прогулками и мудреными разговорчиками.
— А как по-вашему, Шаукат до «разговорчиков» со мной во всем хорош был?
— Где уж там, — сказала женщина. — Сама видишь, какая у меня жизнь. Это верно — мальчишки-то все балованные растут. А мой Шаукат какой-то совсем чудной стал: вдруг задумается или чего-то бормочет, как во сне… Ты скажи, это к лучшему или к худшему?
— К лучшему, — твердо сказала Гаухар, — Он человеком становится. А я помогаю ему в этом.
И, пользуясь случаем, она высказала этой темной и своенравной женщине все, что давно хотелось сказать. И о том, что Шаукат растет запущенным, словно круглый сирота, что у него пропал интерес к учебе. А без учения в наше время жить невозможно. Что каждая мать должна выполнить свой долг перед ребенком…
Женщина слушала, хмурила брови. Потом хлопнула ладонью по столу.
— Теперь меня послушай… Ты в мои домашние дела не путайся. Как умею, так и живу. Давай уговоримся: друг другу мешать не будем. Ты учительша, ну и занимайся, коль приставлена к этому. А у меня свой путь, своя дорога. Меня не научай, я не девочка, чтоб по твоей указке ходить.
На следующий день Шаукат явился в школу подстриженным, в свежей, выстиранной рубашке.
И вдруг еще новость: мать Шауката пришла на очередное родительское собрание, чего за ней не водилось раньше. Правда, все время она просидела молча в дальнем углу. И, уходя, ни словом не обмолвилась с Гаухар. Ну что ж, для начала и это неплохо. Остальное, надо полагать, доделает жизнь.
Заботы Гаухар все же не пропали даром. Дамир заметно подтянулся в учебе, что касается Шауката, он стал активнее на уроках. Гаухар не переставала следить за обоими. В то же время ей не давала покоя прежняя загадка: почему они первые два года учились не хуже других, а на третьем у них заметно упала успеваемость, на четвертом же дело чуть не дошло до катастрофы? Возможно начиная с третьего года занятий, от ребят требуется больше усилий в усвоении усложняющейся учебной программы. Эту закономерность крепко следует запомнить и использовать в будущей практике. Своими соображениями она поделилась на совещании преподавателей. Ее похвалили за инициативу и главным образом за умелое вмешательство в режим домашней жизни Дамира и Шауката.