Шрифт:
Был поздний вечер. И было холодно. Трое оборванцев сидели у костра. Над огнем висел котелок, в нем что-то булькало. Оборванцы молчали. Невзирая на примерно одинаковую бедность их одежд, все трое достаточно разнились между собой. Один из них был лет пятидесяти, дороден, несколько сед и на вид казался довольно-таки общительным. Но он молчал. Второй был бледен, замкнут и лыс как колено в свои двадцать пять лет, не более. А третий – третий был не то задумчив, не то насторожен. Среднего возраста, среднего
В те смутные годы всякий, собравшийся в дорогу, брал с собой арбалет. И добрый хозяин, равно как дородный и лысый, не был тому исключением. Вот только арбалет у хозяина был новый, позавчера только от мастера, тогда как арбалеты его соседей по костру уже повидали многое.
А молчание тем временем затягивалось и из скучного переходило почти что в тягостное. Дородный посмотрел на своих неразговорчивых соседей и неторопливо – но значительно – откашлялся. Соседи с интересом посмотрели на него, и тогда дородный заговорил:
– Да, – глубокомысленно начал он, – судьба свела нас воедино.
Лысый добродушно промолчал, а вот добрый хозяин осторожно переспросил:
– Судьба?
– Ну конечно! – оживился дородный. – Вы представляете, какой бы скучный вечер выдался каждому из нас, не повстречай мы друг друга?!
Лысый безразлично пожал плечами, а вот добрый хозяин – тот заинтересовался, но из скромности промолчал. Заметив это, дородный продолжал уже куда уверенней:
– Как все-таки приятно посидеть у костра, поболтать о былом, послушать людей знающих и понимающих. Вот взять хотя бы вас, – и дородный обратился к доброму хозяину. – Не удивлюсь, если вы проделали пять-семь славных кампаний под разными, но тоже славными знаменами.
– Ну что вы! – смутился добрый хозяин. – Какое там! Я вот только первый раз за десять лет…
– Не может быть! – не унимался дородный. – Вы не менее как… – тут он ненадолго задумался и спросил: – Скажите, а не ваш ли брат служит застрельщиком в личной охране наследника?
Добрый хозяин покраснел и смутился окончательно. Тогда дородный взялся за лысого:
– Ну а вы, молодой человек, вне всякого сомнения, из древней, но обедневшей фамилии. Азарт, вот что является вашей силой и слабостью одновременно.
Лысый опять промолчал, хотя на этот раз молчание далось ему значительно дороже.
– Ну хорошо, – не без иронии согласился дородный. – Давайте и дальше будем сидеть как истуканы и ждать, когда же сварится эта баланда!
Но невзирая на предложение сидеть, он сам же порывисто встал и, немного прихрамывая, заходил туда-сюда перед костром. Сидевшие молчали. Тогда дородный остановился и снова обратился к ним:
– Послушайте, я трезв как никогда, мне скучно! Давайте поболтаем. О чем? О чем хотите. Сегодня вместе, завтра врозь, какие тут могут быть тайны и недомолвки? Просто смешно! – и он выжидающе замолчал, а не засмеялся.
– Садитесь, – сказал ему лысый. – И говорите, разве я против?
Дородный продолжал стоять.
– А если что, так я поддержу компанию, – пообещал-таки лысый.
Дородный сел.
– Бродяги, – сказал он мрачно. – Я снисхожу до вас, а вы еще и нос воротите.
Лысый пропустил эту колкость мимо ушей, а добрый хозяин… Тот удивился до того, что разве что не раскрыл рот от удивления. Дородный заметил это и внутренне улыбнулся. А потом сказал:
– Я понимаю, господа, что мои нынешние одежды говорят не в мою пользу. Однако… – и тут он сделал паузу, чтоб слушатели могли в лишний раз убедиться в ветхости как его, так и своих собственных одежд. – Однако я вовсе не бездомный скиталец, а ботаник, магистр естествознания, действительный член Академии.
И тут, для придания большего веса своим словам, дородный как бы исподволь выпятил грудь. А так как последняя незаметно переходила в солидных размеров живот, то магистр выглядел весьма внушительно. Добрый хозяин поверил, а лысый – тот хотел рассмеяться, но однако сдержался, никаких колкостей себе не позволил, и дородный без помех продолжил свой рассказ:
– Отделение естественных наук направило меня в эти края на поиски одного редкостного цветка, который в научных кругах значится как… э… Да вам это все равно ничего не скажет!
– Но почему же? – с улыбкой возразил ему лысый. – В свое время я изучал древние языки в университете.
– В столице? – удивился дородный.
– Да, – подтвердил лысый юноша без тени смущения. – Я прослушал курс наук за два с половиною года. Ну а потом на философском диспуте я имел неосторожность переспорить самого… не буду называть его по имени, оно мне ненавистно… и был вынужден оставить обучение.
Добрый хозяин с уважением посмотрел на лысого и подумал, насколько же правильны слухи о том, что лысые умнее всех. Вот даже дородный: он не лыс, а только сед, и на тебе…
А дородный, тот подумал о другом. Он подосадовал на то, что позволил застать себя врасплох с этим треклятым названием. Вот лысого на этом не поймаешь – он готов. Сидит и ждет, чтобы спросили, как звали профессора. Ну что ж, придется выйти из игры. Но напоследок…
– Скажите, если можно, а чем вы занялись после того, как бросили учебу? – спросил магистр и приготовился срезать лысого на первой же фразе.
Но первая фраза зацепки не дала. Лысый сказал:
– Я увлекся музыкой.
– Какой?
– Возвышенной.
– А что! – опять оживился дородный и обратился к доброму хозяину: – А не послушать ли нам оперу?
Добрый хозяин на всякий случай согласно кивнул, но лысый тотчас же запротестовал:
– Нет-нет, я опер не пишу. Симфонии…
– Симфонии так симфонии, – благосклонно согласился дородный. – Давайте!
– Как? Прямо сейчас?
– А что здесь такого? – удивился дородный. – Я, если пожелаете, вот прямо не сходя с места распишу вам квадратуру круга или трисекцию угла. А это, заметьте, вечные задачи!