Зеленый луч (Худ. И.Гринштейн)
Шрифт:
Исправить этот нарушившийся ход операции не могли ни командир катера, ни высадившийся с разведчиками боевой офицер, майор Луников, ни те, обладающие громадной властью, опытом и знаниями военные и государственные люди, которые управляли ходом всей воины. Сделать это могли только эти два человека, сидевшие в шлюпке, — два советских человека, носящих военно-морскую форму, два матроса, два коммуниста.
И они пытались решить, что же можно сделать в данном сложнейшем положении. И хотя в тех коротких фразах, которыми они перебрасывались, не было и намека на то, что оба понимают и чувствуют ответственность за успех операции, важный смысл которой был им даже неизвестен, — все, что они говорили, было направлено к одной цели: исправить ход этой операции, нарушенной последствиями шторма.
Они обсудили и отвергли уже несколько решений. Круг все сужался. Сперва стало ясно, что возвращение на шлюпке к катеру сейчас невозможно. Ожидать же, когда течение прекратится или хотя бы ослабнет, было тоже невозможно: это могло произойти одинаково вероятно и через час и через сутки. Тогда в обсуждение вошла другая тема: остаться со шлюпкой здесь, спрятав ее в камнях, а завтра, с темнотой, привести в бухту, куда должны вернуться разведчики. Предложил это Артюшин, и Хазов сперва ухватился за эту мысль. Конечно, в этом был серьезнейший риск: если бы шлюпку заметили, то разведчикам неминуемо устроили бы засаду. Но потом Хазов припомнил, что сегодня, выводя шестерку из бухты, он случайно обнаружил под нависшей скалой нечто вроде грота, где вполне возможно спрятать шестерку, залив ее водой, чтобы понизить борта.
— Ну и притопим, — весело сказал Артюшин, — а завтра, как стемнеет, начнем отливать. Согреемся по крайней мере… Значит, пошли?
Он взялся уже за весло, как боцман остановил его вопросом:
— А на катере?
— Что на катере?
— Откуда на катере будут знать, что завтра надо за нами вернуться?
Артюшин молча отпустил весло. Повиснув в уключине, оно легло лопастью на струившуюся мимо борта воду и снова начало пошевеливаться на ней.
В самом деле, прождав шлюпку до рассвета, лейтенант Решетников будет вынужден уйти, как неделю назад ушел старший лейтенант Сомов, так же не дождавшись своей шлюпки. Артюшин знал, что утром майор должен будет связаться по радио с катером, тогда Решетников сообщит ему о пропаже шлюпки, и тот не приведет разведчиков в бухту. Таким образом, получалось, что прятать шлюпку вдвойне бессмысленно.
— А фонарик? — сказал вдруг Артюшин.
— Что фонарик?
— Поморзим на катер, вот и узнают.
— Нельзя.
— Знаю, что нельзя. Да бывает, что и нельзя — можно.
— А тут нельзя. Сказано — ничем себя не обнаруживать.
— Так ведь момент, боцман, мигну — Птахов враз примет.
— А что ты мигнешь?
Артюшин задумался. Но как ни вертел он слова, составляя донесение, все-таки выходило, что морзить придется далеко не "момент", а больше минуты. Кроме того, и катер должен был ответить на вызов. Всего этого за глаза хватало, чтобы провалить всю операцию. Он с сожалением повертел в руках фонарик и положил его на банку.
— Значит, фокус не удался. Давай дальше думать.
И он снова вернулся к мысли, как бы все-таки довести шестерку до катера. Теперь он предложил подняться против течения вдоль берега на милю. Это займет, правда, около часа, зато даст полную гарантию, что шлюпку не пронесет мимо катера. Однако, когда Хазов спросил его, способен ли он будет грести два с лишним часа подряд, не отдыхая ни минуты да еще наваливаясь, так как каждая минута отдыха и каждый слабый гребок означали дополнительный снос, он тут же отказался от этого своего предложения и выдвинул новое, прямо противоположное:
— Тогда затопим шлюпку и уйдем в горы. Авось найдем к утру партизан, майор передаст, чтобы катер пришел завтра с другой шлюпкой, — всего и делов.
Хазов помолчал.
— Не знаем мы, где их искать, не годится. А вот насчет другой шлюпки ты это верно.
— Что верно? — не понял Артюшин.
— Сходить катеру за ней в базу, вот что. Вполне до завтрашней ночи может обернуться.
— Так и я про то говорю.
— Про то, да не так. Плыть нам надо на катер, вот как.
Теперь помолчал, соображая, Артюшин.
— Так ведь тоже снесет, — возразил он наконец. — Хуже, чем шлюпку.
— А если против течения подняться, как ты говорил? Только не по воде, а по берегу. Быстро, и не устанем.
Артюшин опять помолчал, взвешивая его слова.
— Километра полтора пройти — тогда не пронесет. Вода вот холодна.
— Быстрей поплывем — согреемся.
— Это верно. Так решили, что ли?
— Видно, надо решать, — сказал Хазов.
— Обожди. Плыть недалеко — милю, да вода холодна. На шлюпке все же вернее. Давай еще подумаем.
Они посидели молча с минуту, перебирая в уме уже отвергнутые варианты и ища новые. Вдруг Артюшин засмеялся и хлопнул себя по коленке.
— Ну и головы!.. Чего тут думать: садись на руль, а я фалинь на плечо и рысью по берегу!
Он сказал это с такой веселой уверенностью, что Хазов невольно привстал на банке, собираясь пересесть на корму. Конечно, вернее всего было протащить шестерку вдоль берега на фалине — конце, которым привязывают шлюпку, подобно тому как ведут на бечеве лодку против течения. Это сохранило бы им и время, и силы, и самую шлюпку.
Но для этого требовалось, чтобы отлогий берег тянулся, по крайней мере, полтора километра. Между тем боцман, которого Решетников, по примеру Луникова, тотчас после ужина заставил хорошенько рассмотреть карту, помнил, что галечный пляж метров через пятьсот снова переходит в скалистый берег. Пройти там пешком было можно, но тащить за собой шлюпку на коротком фалине никак не удалось бы, и грести все равно пришлось бы минут сорок.
Все это боцман немногословно объяснил Артюшину. Тот молча выскочил из шлюпки.
— Куда ты? — спросил Хазов.
— Камней наберу, а ты пока оружие вытаскивай.
Оба взялись за дело, стараясь наверстать время, ушедшее на поиски выхода. В шлюпку для верности наложили камней, потом спрятали в скалах оба автомата, гранаты и компас, чтобы завтра, если все обойдется благополучно, захватить с собой на обратном пути. Масляную лампу Артюшин вынул из нактоуза и положил на гальку в бескозырке вместе с фонариком.
Хазов вывинтил чоп — пробку в днище, и вода журчащим фонтаном забила в шлюпку. Выскочив из шестерки, боцман сильным ударом столкнул ее на глубину под скалы.