Зелёный мозг
Шрифт:
— Да?
— Бич ударил тебя?
— Объясните «бич ударил».
— Встретил твою субстанцию!
— Приблизительно.
Маккай подошел поближе к чаше. Он все еще был расстроен, но знал, что это могло бы быть и побочным воздействием ангерита, и происшествия, которому он стал свидетелем.
— Опишите ощущение порки, — сказал он.
— У вас нет должных понятий.
— Попытаюсь понять.
— Я вдохнула субстанцию бича и выдохнула свою субстанцию.
— Вы дышали этим?
— Приблизительно.
— Ну, ладно… опишите ваши физические реакции.
— Нет общих физических понятий.
— Любую реакцию, черт побери!
— Бич не совместим с моим улссррк.
— Вашим чем?
— Нет общих понятий.
— Что это была за зеленая струя, когда он ударил вас?
— Объясните «зеленая струя».
— По соотнесению с длиной волны и описанием капель воды в воздухе, с боковым выходом в действие волны ветра, — Маккай думал, что он хотя бы приблизительно передал идею зеленой струи.
— Вы наблюдали это явление? — спросил Калебанец.
— Да, я видел его.
— Чрезвычайно!
Маккай колебался, странная мысль заполнила его ум. Может быть, для Калебанца мы так же нематериальны, как они кажутся нам.
Он спросил.
— Все существа обладают субстанцией, относительно своему собственному квантуму существования, — сказал Калебанец.
— Но вы видите нашу субстанцию, когда вы смотрите на нас?
— Крупные трудности. Ваш вид повторяет этот вопрос. Нет определенного ответа.
— Попытайтесь объяснить. Начните с того, что расскажите мне о зеленой струе.
— Зеленая струя — неизвестное явление.
— Но чем она может быть?
— Вероятно, интерпланарное явление, реакция на выдох моей субстанции.
— Есть ли предел тому, сколько субстанции вы можете выдыхать?
— Отношение квантума определяет ограничения вашей плоскости. Между планарными началами существует движение. Движение изменяет относительное отношение.
— Нет простых референтов? — удивился Маккай. — Но ведь должны же быть! — Он обсудил этот вопрос с Калебанцем, но вопросы и ответы становились для них все менее и менее понятными.
— Но ведь должно же быть что-то постоянное, — взорвался Маккай.
— Соединительные ткани обладают явлением постоянности, которое вы ищите, — сказал Калебанец.
— Что такое соединительные ткани?
— Нет…
— Референтов! — вскипел Маккай. — Тогда зачем же использовать термин?
— Термин лишь приближается к явлению. Сплетение заграждения — еще один термин, выражающий что-то похожее.
— Сплетенное заграждение, — забормотал Маккай. — Тогда — Сплетение заграждений?
— Ученый Калебанец предлагает этот термин после дискуссии с сенсом Лаклаком, обладающим редким даром внутреннего видения.
— Один из ваших обсуждал это с каким-то Лаклаком, да? Кто этот Лаклак?
— Личность непередаваемая, нет занятия, известного и понятного.
— Ого? Какое его значение?
— Дантист.
Маккай сделал резкий выдох, задержал дыхание и потряс головой, заведенный в тупик.
— Вы понимаете, что такое дантист?
— Все виды, требующие переваривания источников энергии, должны сокращать эти источники до удобной формы.
— Вы имеете в виду, что они откусывают? — спросил Маккай.
— Объясните «откусывают».
— Я думал, что вы понимаете, что такое дантист.
— Дантист — это тот, кто поддерживает систему, с помощью которой сенсы формируют энергию для пищеварения. — сказал Калебанец.
— Сплетенное заграждение, — бормотал Маккай. — объясните, что вы понимаете под заграждением.
— Должное соответствие родственных частей в формировании системы.
— Мы идем в никуда, — огрызнулся Маккай.
— Каждое существо где-то, — сказал Калебанец.
— Но где? Например, где вы?
— Планарные отношения необъяснимы.
— Давайте попробуем что-нибудь еще, — сказал Маккай.
— Я не слышал, чтобы вы читали или писали.
— Сокращение того, что вы называете письмом к сравнимым связывающим тканям, предполагает временно-постоянную коммуникацию, — сказал Калебанец. — Конечно, не реально определенную, однако, из временно-постоянных или требуемых соединительных тканей.
— Ну ладно… давайте перейдем к глаголу видеть, — сказал Маккай. — Скажите мне, что вы понимаете под действием видения?
— Видеть — получать чувственное понимание внешней энергии, — сказал Калебанец.
Маккай закрыл лицо руками. Он чувствовал, что у него уже нет духа, мозг онемел от излучающей бомбардировки Калебанца. Какие же у них органы чувств? Он знал, что такой вопрос только отошлет их в погоню за очередными терминами.
Он мог бы, конечно, слушать все это глазами или другим органом, грубым и неприспособленным для такой задачи. Слишком многое зависело от того, что он делает. Воображение Маккая уже чувствовало спокойствие, которое последовало бы за смертью этого Калебанца — огромное уединение. Остались бы, вероятно, несколько младенцев — увы, все равно обреченных. Все хорошее, прекрасное и злое… все что мы чувствуем… все уйдет. Только существа, никогда не проходившие через дверь в пространство, останутся. А ветры, цвета, яркие запахи, пение птиц — это будет продолжать существовать после хрустального извержения всех, кто чувствует.
Но мечты и чувства уйдут, затеряются в океане смерти. Будет особый вид тишины, не будет прекрасных речей, пронизанных стрелами значений.
Кто может утешить вселенную за такую потерю?
Наконец, он опустил руки и сказал: — Есть где-нибудь то, чтобы вы могли взять это… ваш дом, где Млисс Абнетт не могла бы добраться до вас?
— Уйти возможно.
— Ну так сделайте это!
— Не могу.
— Почему?
— Соглашение запрещает.
— Так нарушьте это чертово соглашение!