Зеленый папа
Шрифт:
— Я никогда не езжу один. Сейчас со мной мой первенец.
— Ну, его всегда можно отправить погулять, съязвила вдова. — Надо жить там, где жизнь есть жизнь, а не прозябать в ваших деревнях. Мой муж приучил меня к комфорту… Мы жили в Вашингтоне. Посольский дом утопал в миндальных деревьях. Такие цветы только во сне увидишь…
— Вот и хорошо, поспали и проснулись, — сказал лысый. До ужина слуги разносили чашки с холодным консоме.
— Но я не теряю надежды снова уснуть, уехать за границу. Когда покидаешь свою страну, словно грезишь во сне — дивные вещи, чудесные впечатления…
— Настоящий
— Не желаете отведать? — спросил Лусеро.
— Я не прочь попробовать, но лучше пусть возьмет муж. Если из двух любящих один ест досыта — уже хорошо. Вообще-то я не люблю холодный бульон. Новая мода. Мне подавай все погорячей. Тепло — это жизнь…
— Тогда едемте со мной на побережье.
— Ах нет, там ужасная жара… Лучше в ад отправиться…
— Зато там веселее, чем на небе, — сказал лысый. В зубах у него поблескивали зеленые кусочки маслин, которые он жевал.
— Вы не ответили мне, сеньор Лусеро, думаете ли вы послать своего мальчика учиться за границу. Я спрашиваю вас, потому что мог бы рекомендовать вам одну особу, которая специально занимается устройством детей в колледжи, школы, университеты.
— Позже — да. А сейчас — нет. Сначала он должен пустить корни в своей земле. Кто уезжает отсюда ребенком, ни тут корней не оставляет, ни там не пускает. Как вон те цветочки неживые, с красивыми листиками, которые золотой краской на стенах нарисованы. Я не хочу, чтобы мой сын был цветочком для украшения, как многие богатые дети. А вот и он сам. Познакомьтесь — Пио Аделаидо Лусеро…
— Точный портрет Крус, как две капли воды. Лысый, не обратив внимания на замечание своей половины о внешности Пио Аделаидо — портрете Крус, — завертел головой на сухой шее в поисках слуг, разносивших после ужина ароматный кофе, ликеры и сигары.
— Что с тобой, мальчик? — спросила донья Маргарита, ласково беря его за руку.
— Мой папа не хочет уходить, а я уже хочу…
— Кто тебе сказал, что я не хочу уходить? Давай простимся с нашими добрыми друзьями. Мы живем в «Сантьяго-де-лос-Кабальерос». Я был бы рад, если бы вы навестили нас на этих днях; пообедали бы вместе или поужинали. Уедем мы числа двадцатого. Приходите в любой день. Только известите меня за- ранее, чтобы я мог заказать что-нибудь особенное.
— Трудно поверить, что на свете еще есть такие темные люди! — воскликнула вдова, когда Лусеро и его сын отошли.
— Бедная Крус: быть женой такого типа! Настоящий дикарь, индеец, хотя лицо у него как у белого. А мозги навыворот.
— По-моему, — сказал лысый, — по-моему, он просто ситуационно не созревший человек.
— Где ты только подцепил это словечко?
Донья Маргарита нацелила глаза и родинку — словно три черных ока — в затылок Лусеро, остановившегося перемолвиться словом с другими гостями.
— Это великое заблуждение — жить на побережье. Простите, что я говорю с вами так откровенно, но мне хотелось бы обратить ваше внимание на то, какие дела можно вершить в других местах с вашими финансовыми возможностями…
Говоривший был родственник Айук Гайтанов, представитель одной известной автомобильной фирмы.
— Вам Макарио пишет?..
— Мак, хотите вы сказать. Он, видите ли, даже имя себе усовершенствовал, вместо вульгарного «Макарио» взял элегантное «Мак». И теперь он больше не сборщик бананов, изможденный житель побережья, а мистер Мак, рядовой обитатель Ривер-Сайд в НьюЙорке. Так вот, Мак в своих письмах просит меня поговорить с вами, чтобы вы не тратили попусту время и деньги и не портили детей, которые должны получить образование.
— Война с соседями заставит вас уехать с побережья, она вот-вот разразится, — вмешался в разговор кофейный плантатор с голубыми глазами и тевтонским акцентом.
— Вы спутали, война будет на Атлантическом берегу, а мистер Лусеро живет на Тихоокеанском, — поправил агент по продаже автомобилей и запасных частей.
— Все равно, неплохо было бы вам отправиться в небольшое путешествие, сказал тевтон, — и не только в Соединенные Штаты. Мне кажется, вам стоило бы съездить в Германию. Пока тут стихнет буря.
— Прежде всего — в США, и ни в какую Германию. С гринго надо ладить! — возразил родственник Айук Гайтанов.
— Папа, я хочу домой! — заныл Пио Аделаидо.
— Одно дело — ладить, быть друзьями, — повысил голос Лусеро, перебивая сына, — а другое — зависеть от них, быть им прислужником, всем их бочкам затычкой.
— Папа, я хочу домой!
— Какое там друзья!.. С тех пор как мир создан, друзья только тогда друзья, когда они равны по мощи, назовите ее деньгами или силой. Чего ради слону быть другом блохе? Он только терпит ее, как это и с нами происходит, мистер Лусеро. Мы думаем, что слон существует для того, чтобы блохе было у кого кровь сосать, думаем так потому, что ум-то у нас блошиный, слышите? — блошиный.
— Тогда пусть слон воюет с другими слонами и оставит нас, блох, в покое…
— Вот именно, ибо в конечном итоге, — сказал тевтон, — это будет ваша, блошиная война…
— Папа, пойдем отсюда… Пойдем, папа… — тянул отца Пио Аделаидо.
— Да, да, сейчас. Сеньоры, извините…
— Вы не уйдете, не ответив мне на один вопрос, обратилась вдова к Лино. — Вы непременно должны ответить… Я умираю от желания узнать, кто были супруги Мид. Ведь это редчайший случай встретить таких гринго, гринго, которые душой и телом встали бы на сторону сынов этой земли… Душой, телом и деньгами, ибо без этого ингредиента, сеньор Лусеро, на что годятся тело и душа? Вы можете быть самым добродетельнейшим и талантливейшим человеком, а я — самой красивой женщиной на свете с классическими формами, но чего это стоит, если об этом не будут знать, без рекламы же никто и не узнает, а реклама — деньги.
— Папа, скоро мы пойдем домой?
— Мне кажется, что супруги Мид, — их, говорят, звали также Стонер, — все делали ради славы, гласности, да и завещание составили в вашу пользу, чтобы прославиться, не подозревая, что смерть близка. Они, наверно, говорили: составим завещание, а потом, как попадем в наши газеты — здешние-то ничего не значат, — ликвидируем завещание. Люди, бьющие на оригинальность, желающие войти в историю, — вам не кажется?
— Нет, сеньора…
— Маргарита зовут меня…