Зелеродов рок
Шрифт:
Селин хлынул мощным потоком, и Валлерой испытал то необыкновенное ощущение, к которому стремился весь последний месяц. Но даже испытываемое им глубочайшее удовлетворение не помешало ему осознать: «Ему наплевать на наши чувства! Его интересуют только эти проклятые эксперименты!»
Какой-то непобедимый рефлекс отверг глубины удовлетворения, отдалил его от Клида, от Эдивы, от него самого, но собственная потребность удерживала его в передаче, и он отдавал селин с той скоростью, какую требовал Клид. И когда все кончилось, Клид, дрожащий,
Наконец с глубоким вздохом Клид разорвал контакт, опустил голову и отвернулся и от Валлероя, и от Эдивы. Он с трудом обрел равновесие, тогда как передача должна была сделать его полным энергии и жизни.
Пайел отпустил Эдиву. Она посмотрела на Валлероя. Лицо ее утратило измученное, истощенное выражение. Цвет лица стал лучше. Но в ее взгляде не было живости, никакого следа постреакции. «Вероятно, на это и не стоило рассчитывать: ведь я не сыграл свою роль».
Пайел взглянул на Клида и спросил:
— Что прошло не так?
Клид мрачно посмотрел на Валлероя.
— Мне казалось, мы все это оставили позади.
— Мне тоже, — сказал Валлерой.
Пайел помог Эдиве сесть. Рот ее скривился в отвращении. Потом абсолютно без выражения она сказала:
— Хью амбров Риор, я тебя ненавижу.
К счастью, когда Райза узнала об эксперименте Клида с Эдивой, она была слишком занята, чтобы высказать сектуибу Зеора все, что о нем думает. Неужели он никогда не поймет, что чувства людей важнее его экспериментов?
Она ежедневно наблюдала такие чувства в отделении перехода Тектона, первом таком отделении, открытом для джанктов. Клид опять ошибся, предсказав, что джанкты не станут приводить своих детей к «извращенцам» проводникам, чтобы те дали им Первую Передачу. В первую же неделю приходилось по три случая на день. И слухи об их работе расходились все шире.
Но Райзе пришлось признаться, что и она ошибалась — ошибалась относительно мотивов, по которым джанкты приводят детей в Тектон. Мало кто приходил так, как те первые джанкты много лет назад в Кеон. Они хотели дать своим драгоценным детям возможность более здорового образа жизни, чем у них самих. А вместо этого…
В первый же день, когда она была на дежурстве, родители притащили сопротивляющегося, кричащего мальчика и потребовали:
— Вот, возьмите его, чтобы он не убивал! Совет гарантировал нам за это шесть дополнительных убийств в год!
Так Тектон впервые узнал о сделке, заключенной Советом со своими гражданами.
— Я не хочу быть извращенцем! — кричал мальчик, сопротивляясь и тратя последний селин. Серджи привел в порядок поля, но мальчик еще не был способен злиннить, и вмешательство Серджи не утихомирило его.
Если он умрет, на них может обрушиться гнев джанктов. Райза попыталась обратиться к разуму.
—
— Закон говорит, что вы должны его взять! — ответила мать. — Если он умрет, значит, умрет; мы все равно получим наши убийства.
Райза попробовала обратиться к отцу.
— Он ваш наследник. Почему вы его не убеждаете, вместо того чтобы заставлять?
— Она говорит, что он мой сын, — равнодушно ответил тот, — но у меня дома еще четверо детей. Мне приходится за всех платить налоги. Двое из них преджены; надеюсь, они скоро установятся, тогда я убью их и хоть что-то полезное от них получу! А от этого у меня впервые есть возможность что-то получить.
К этому времени мальчик, худой ребенок, который никогда в жизни не ел досыта, в руках Серджи потерял сознание, а его родители, получив расписку, исчезли, предоставив Тектону справляться с их беспомощным отпрыском.
Удивительно, но мальчика они спасли. Приходя в себя, он кричал, сопротивлялся, пытался убежать, пока наконец не стал отвечать на действие полей и Райза и Серджи смогли его контролировать. Радость от возможности привести сайма в мир заставила Райзу на время забыть вечную неудовлетворенность, которую она испытывала после навязанной Клидом передачи.
К тому времени как Райза прикоснулась своими латералями к его только что появившимся и дала ему Первую Передачу, мальчик окончательно утратил силы, он оказался на пороге истощения и не сопротивлялся, и в него устремился поток любви и уверенности.
Когда все закончилось, мальчик посмотрел в лице Райзе, потом взглянул на свои щупальца, все еще переплетенные с ее. Из глаз его потекли слезы. Неожиданно он обхватил ее шею руками и плакал до тех пор, пока не уснул.
Они даже не знали его имени. На следующее утро женщина ренсайм, дежурившая в его палате, позвала Райзу. Серджи еще спал, и Райза одна пошла к новому ренсайму.
— Что ж, сегодня ты гораздо лучше выглядишь, — сказала она ему. — Поздравляю. Теперь ты стал взрослым!
Он осторожно спросил:
— Я теперь извращенец?
— А ты знаешь, что означает это слово?
Когда-то она задала этот вопрос своему младшему брату Крегу, когда тот отказался идти с ней в Кеон. И мальчик дал тот же ответ:
— Плохой. Грязный. Отвратительный.
— Ну, тогда ты сам должен знать ответ, верно?
— Я себя чувствую… очень хорошо, — осторожно сказал он.
— Ты сам хороший, — заверила его Райза, понимая, что мальчику нужно скорее не физическое, а моральное оправдание. — Теперь скажешь, как тебя зовут?
— Разве у меня есть имя? — спросил тот. — Меня продали… словно я стал дженом! — Он заставил себя не расплакаться снова. — Не хочу имени своего отца! Я больше не его сын.
— Теперь твой дом здесь, — сказала Райза, — но если не захочешь, можешь не оставаться. Как только захочешь вернуться в город…