Земли семи имён
Шрифт:
– Да кто, кроме чумазцев с виноградников, ночами прячется на задворках? Таких и в город пускать нельзя, а на площадь – подавно! Проберётесь во дворец, обворуете самих правителей, свергнете! Ворьё!
– Я ничего не воровала! – зло крикнула Хедвика, пытаясь выбраться из-за шатра, но Дядюшка Ши своим широким телом загораживал проход. Над его плечом сияли звёзды, за спиной шумела оживающая перед ночным представлением площадь, а здесь, в углу, спёртый воздух словно кутал Хедвику в тяжёлый кокон.
– Пусти! Пусти меня, дурень! – Она яростно впечатала ладонь в растрескавшийся камень
Магия? Это действительно магия?
Пока она размышляла, совершенно позабыв о поверженном торговце, Дядюшка Ши пришёл в себя, кое-как поднялся и, всё ещё покачиваясь, ткнул в неё пальцем и заорал:
– Ах так! Ах так ты будешь со мной, воровка! Вот тебе! Вот!
Он выхватил из-за пазухи кулёк, который вырос до размеров картофельного мешка, и кинул его на Хедвику. Она отскочила, но мешок, словно живой скат, извернулся и настиг её, обвив душными щупальцами. Перед глазами воцарилась грязно-коричневая тьма, а в нос ударил неожиданно сладкий и солнечный запах яблок.
– Будешь знать, как дерзить Дядюшке Ши! Вот тебе!
Она забилась, стремясь сорвать холщовую материю. Попятилась, запнулась о выбоину в камнях, потеряла равновесие и полетела куда-то вниз, вниз, вниз…
– Если, милочка, не хочешь, чтобы я сдал тебя охране дворца, придётся помочь в моих маленьких фокусах…
Больше Хедвика ничего не слыхала. Когда она очнулась за тёмно-синей, расшитой серебром занавесью, за стенами балагана стояла глубокая ночь. Площадь Искр пуще прежнего пылала огнями, кострами, факелами и фонарями. От лотков мелких торговцев нёсся дух снеди: жареной дичи, рыбы, кукурузы и сладостей. Гремели барабаны, свистели дудки, грохотали жестяные подносы коробейников, усыпанные катушками, свистульками, стекляшками и другими дешёвыми фокусами… Фокусами…
Память извилась ужом, блеснула изумрудной змеиной кожей и наконец гибким, юрким тельцем скользнула на место. Хедвика вскочила и с ужасом поняла, что воспарила над землёй. А потом дёрнулась и снова полетела вниз, не чувствуя ни рук, ни ног.
– Да что за непоседа! – крикнул знакомый голос, и она тотчас приземлилась, но не на пол, а в чьи-то мягкие, мокрые, пахнущие розовым маслом ладони.
Дядюшка Ши снова водрузил её на стол и, ворча, принялся устраивать попрочнее. Хедвика в некотором оцепенении глядела за его спину – там, в большом ящике, оклеенном фольгой и украшенном звёздами из красной бумаги, отражалось нечто, никак не могущее быть ею. Фольга, разумеется, не зеркало, но исказить девушку, превратив её отражение в кристалл…
– Верни меня! – закричала она, пытаясь соскочить с подставки, но только подпрыгнула и сияющим голубоватым сгустком, похожим на кривой отросток или осколок, приземлилась обратно.
– Попрыгунья, – почти добродушно цыкнул Дядюшка Ши. – Не скачи, ещё разобьёшься. Это иллюзия, милочка, иллюзия. Но очень качественная! Я продам тебя каким-нибудь почтенным господам, которые занимаются добычей каменной пыли. Они заберут кристалл с собой, а когда иллюзия рассеется и они поймут, что ты такое, меня уже и след простынет!
– Все узнают, что ты обманщик! – хмуро ответила Хедвика-кристалл, сама не зная, каким образом умудрилась заговорить.
– Никто не узнает, – расплылся в улыбке Ши. – Я тебя оболью беспамятством. Ну-ка, где там оно у меня?..
– Я тоже забудусь? – в ужасе прошептала Хедвика, изо всех сил пытаясь совладать со своим временным кристальным телом. Скатиться, упасть, убежать прочь, прочь от липких ручонок Дядюшки Ши!
– Да что тебе станется, – махнул рукой он, возвращаясь к столу с узким флаконом. Открыл притёртую пробку, принюхался: – Э, нет, это Глоток Надежды. Такое зелье на всякую рвань изводить – преступление! Зельевар не простит.
Он снова отвернулся и принялся звенеть банками и пузырьками в потёртом кожаном саквояже. Хедвика наблюдала за ним в искажённом зеркале фольги. Вот он нагнулся, вот полез в боковой карман, зашуршал бумагой… Стеклянно звякнул гранёный стакан.
– Запропастился куда-то. Придётся свежей порцией тебя окатить, – озабоченно сказал он, осторожно поднося стакан к столу. – Ну, держи! – и щедро плеснул густой голубой жидкости, которая мгновенно впиталась в грани кристалла.
– Ай, как сияет! – довольно потёр ладони Ши и со звоном поставил стакан на стол. – Теперь покупатель и не вспомнит, что приобрёл этот кристальчик у меня. А Дядюшка Ши поедет на другую ярмарку и продаст там что-нибудь другое – фальшивое сердце или змеиные зубы – каким-нибудь простачкам… В деревнях и беспамятства не нужно, народ так доверчив! Ох! Ох!
На площади ударили часы и грохнул фейерверк.
– Началось! Началось! Ну, айда!
Он обхватил Хедвику обеими руками и, прижимая к животу, тяжело понёс к выходу. Из-за сине-серебряной занавеси дохнуло ночной свежестью, мандаринами и дымом; в небесах плескал фейерверк. Искры и огни сыпались на камни площади, дразня запертую магию…
Хедвика с облегчением убедилась, что «беспамятство» не подействовало на неё саму: она не позабыла ни кто она, ни что с ней произошло. Может быть, когда иллюзия рассеется, ей удастся потихоньку сбежать от будущего покупателя и продолжить поиски каменной лавки.
Она глядела прямо в толпу – глаз у кристалла не было, чем она видела, Хедвика понять не могла. Взору открывалось только то, что было прямо перед нею. Ей казалось, будто она застыла в стеклянном теле…
Вокруг вовсю шумела ярмарка, а перед покрытым плисовой скатертью столом собралась уже немалая толпа. Правда, пока стол с товарами был огорожен завесой невидимости – об этом Хедвика догадалась, видя, как Ши бесцеремонно бегает на коротеньких ножках по деревянному настилу, грохочет башмаками, спотыкается и передвигает свои товары. Один раз он едва не упал, схватился за скатерть и потянул на себя весь хлипкий столик, но публика за прозрачной волшебной завесью не обратила на это никакого внимания, хоть многие и разглядывали алый шатёр в упор.