Земля Без Короля

Всех, кем мы можем хвалиться, Всех, кем мы можем гордиться, Привозят домой в крови. Жизнь их, ты расплескалась По дальним полям сражений, Где они одержали победу — Победу ради всех нас. Давайте

же почитать их И вспоминать имена их, Ибо в тревожное время, Средь зарева многих пожаров Снова мы к ним взываем, Просим выйти на бой. Ведь никогда не бывает Слишком много героев. Особенно в наше время, Особенно в нашей земле. Скорбная песнь Кугриммона мастера-барда из Аглирты, жившего в те древние годы, когда там еще был Король

По таверне снова пронесся протяжный стон.

Флаерос, сидевший в дальнем углу душной комнаты, нахмурился. За спиной у него из ярко начищенных бронзовых светильников вздымались трепещущие язычки пламени, но они освещали лишь малое пространство; в обеденном зале царил полумрак. Мужчины с пышными бакенбардами посасывали трубки и прикладывались к кружкам с таким беззаботным видом, будто никто из них не слышал этого жалобного вопля, кроме приплывшего из-за моря юноши, который мечтал стать бардом.

Прихлебывая вино, он тайком старался оглядеться, чтобы отыскать источник жуткого звука, от которого все внутри у него холодело. Казалось, стенающий невидимка постепенно перемещался влево. Взглянув туда, Флаерос встретился глазами с пышноволосым стариком, сидевшим через два стола от него. Во взгляде ястребино-желтых глаз странного незнакомца угадывалась насмешка.

— Привыкнешь, — произнес старик, задумчиво почесав нос большим пальцем. — Это уж точно.

Флаерос Делкампер глубоко вздохнул. Изогнув бровь в неудачной попытке казаться беззаботным, он осведомился со всем доступным ему спокойствием:

— Это что, п-п-призрак?

Старик захихикал.

— Ты, кажется, вошел со стороны гавани, через заднюю дверь, не так ли?

Щеки Флаероса вспыхнули.

— Я из Рагалара, — отрывисто произнес он и тут же, вспомнив о правилах вежливости, добавил: — Приехал на Сбор. Только что сошел с «Буревестника».

Старик вздернул густые брови.

— Такой скорый переезд стоит жемчужину, а то и две.

Флаерос заметил, как взгляд золотистых глаз бесцеремонно обежал его с головы до ног, словно прощупывающий оборону противника клинок в руках опытного фехтовальщика. Юноша заерзал на стуле, внезапно почувствовав, что смутился от этого исследования так, как с ним не случалось с детства.

А обладатель золотистых глаз продолжал рассматривать взволнованного молодого человека, пожалуй слишком разгоряченного вином. Судя по одежде, юноша принадлежал к богатой рагаларской семье и теперь, впервые оказавшись вдали от родного дома, восторгался миром,

открывшимся перед ним и столь непохожим на унылый, бесцветный Рагалар. Возбужденный голос, набитый монетами кошелек — все выдавало в чужестранце романтика, мечтающего стать знаменитым бардом. Вероятно, он прибыл сюда с благословения родителей, пришедших к выводу, что все их надежды на то, что отпрыск станет серьезным и почтенным человеком, — лишь несбыточные мечты.

Рассерженный этим изучающим взглядом, Флаерос открыл было рот, чтобы достойно срезать наглеца, но слова так и застряли у него в глотке, потому что старик (во всяком случае, таким этот человек казался Флаеросу), не говоря ни слова, поднялся со своего места и быстро, каким-то скользящим движением пересел к нему за столик.

— То, что ты слышал, — причина того, почему в этом заведении сейчас, перед Сбором, народу меньше, чем в других местах. — Сухие губы изогнулись в кривой усмешке. — Сюда приходят лишь те из горожан, которые не хотят сталкиваться с любителями баллад. Или просто щадят свои уши.

Суровая с виду хозяйка таверны, уже продолжительное время игнорировавшая призывы молодого Делкампера, вдруг по собственной инициативе возникла у него за спиной, подобно беззвучной тени, и водрузила на стол внушительное блюдо с ароматными горячими пирожками с дичью и графин с вином. Удивленно обернувшись, чтобы взглянуть на женщину, он увидел только, как покачивается сомкнувшаяся за ней гобеленовая занавесь. И все же он успел краем глаза заметить проблеск улыбки, которой она через плечо одарила старика. Кто же он такой?

К тому времени львиногривый собеседник чуть надтреснутым голосом сообщил Флаеросу, что заведение это называется «Вздыхающая горгулья». Ветер определенного направления и силы проходит через искусно вылепленные каменные уши и клыкастый рот горгульи, изваянной над дверью. Тогда и возникает тот самый испугавший юного путешественника звук, зачастую очень громкий и похожий на крик живого человека.

Флаерос кивнул и тут же вздрогнул, ощутив прикосновение чего-то теплого к своей руке. Старик пододвинул к нему нагретое жестяное блюдо. Юноша недоверчиво посмотрел на снедь, ощущая, как все вокруг заполняется восхитительным ароматом свежего теста и жареной дичи.

— Ешь, — просто сказал старик. — Иначе вино слишком подействует. К тому же такие пирожки, как у Майерши, трудно найти где-нибудь еще в Силптаре, я не преувеличиваю.

Флаерос внезапно ощутил такой голод, что рот его наполнился слюной. Не заставляя уговаривать себя, он впился зубами в пирожок и обнаружил, что вкус у него ничуть не уступает запаху.

Горячий соус потек по подбородку юноши, и старик усмехнулся. А младший из Делкамперов внезапно понял, что его нисколько это не беспокоит. Он улыбнулся в ответ, и старик сунул ему в руку еще один пирожок.

Флаерос прибыл в легендарный Сверкающий Город, чтобы присутствовать на Сборе бардов. Каждые два года они встречались в Силптаре, чтобы обменяться новостями, решить, какие города и графства следует объявить «запретными» — то есть отлучить на некоторое время от повествований о событиях в мире и от музыки, — а с каких можно снять запрет. Десятка два ночей они торговали музыкальными инструментами, пели перед толпами людей, не жалевших никаких денег за сомнительное удовольствие сидеть чуть ли не на головах друг у друга в душных тавернах, набирали себе учеников или обменивались ими, утверждали несколько человек в звании бардов… и изредка облачали заслужившего такой почести барда в темно-бордовую мантию мастера.