Земля без людей
Шрифт:
С высоты окружающая парк равнина кажется зараженной гигантскими спорами. Это «бомас»: кольца хижин из грязи и навоза, принадлежащие пастухам масаи, некоторые обитаемые, некоторые покинутые и истаивающие обратно в землю. Каждую окружает защитное кольцо из наваленных колючих веток акации. Яркий зеленый клочок в центре каждой изгороди – место, где кочевые масаи держат скот по ночам в безопасности от хищников перед тем, как уйти со своими стадами и семьями к другим пастбищам.
Как только уходят масаи, возвращаются слоны. Так как люди впервые пригнали сюда скот из северной Африки после того, как Сахара высохла, сложился определенный танец с участием слонов и домашних животных. Когда скот съедает травы саванны, появляются
Будучи аспирантом, Дэвид Уэстерн сидел на холме Амбозели и считал коров, приведенных пастись масаи, в то время как слоны уходили кормиться в противоположном направлении. Он не прекращал вести статистику скота, слонов и людей в течение своей карьеры в качестве директора парка Амбозели, главы кенийской Службы по охране дикой природы и основателя общественного Центра охраны африканской природы, цель которого – сохранение среды обитания диких животных за счет приспосабливания, а не изгнания людей, что традиционно делили ее с ними.
Снизившись на 90 метров, он начинает летать широкими кругами по часовой стрелке, с наклоном в 30 градусов. Он обсчитывает кольцо из облицованных навозом хижин – у каждой жены своя хижина, у некоторых богатых масаев может быть до 10 жен. Он определяет приблизительное количество обитателей и отмечает 77 голов скота на карте растительности. То, что с высоты воспринималось каплями крови на зеленой равнине, оказывается самими пастухами масаи: высокими, гибкими, темнокожими людьми в традиционных красных накидках из шотландки – ставшими таковыми по крайней мере с XIX века, когда шотландские миссионеры раздавали одеяла из тартана, которые показались масаям одновременно теплыми и достаточно легкими, чтобы носить их с собой, пока они неделями следуют за своими стадами.
«Пастухи, – перекрикивает Уэстерн шум двигателя, – превратились в заменителей мигрирующих видов. Они ведут себя во многом как дикие животные». Как дикие животные, масаи перегоняют коров в поросшие короткой травой саванны во влажное время года и возвращают к родникам, когда дожди прекращаются. В течение года масаи Амбозели сменяют в среднем восемь поселений. Такое движение людей, убежден Уэстерн, в буквальном смысле слова формирует ландшафт Кении и Танзании на пользу диким животным.
«Они выпасают свой скот и оставляют за собой лесистые участки для слонов. Со временем слоны снова создают луга. Вы получаете мозаичное полотно из травы, леса и кустарников. И в этом причина разнообразия саванны. Если были бы только лес или луга, не имелось бы возможности поддерживать лесные или травоядные виды».
В 1999 году Уэстерн описал все это палеоэкологу Полу Мартину, отцу теории массового убийства, объясняющей исчезновение видов в плейстоцене, во время автомобильной поездки по Южной Аризоне к месту, где люди Кловис прикончили местных мамонтов 13 тысяч лет назад. С тех пор американский юго-запад развивался без крупных травоядных, питающихся веточным кормом. Мартин показал на заросли мескитового дерева на общественных землях, сдаваемых внаем местным скотоводам, которые вечно просят разрешение их сжечь. «Как вы думаете, это могло бы служить средой обитания слонов?»
Тогда Дэвид Уэстерн рассмеялся. Но Мартин настаивал: могли бы африканские слоны жить в этой пустыне? Могли бы они спускаться с крутых гранитных горных склонов в поисках воды? Может, азиатские слоны прижились бы лучше, раз они ближе к мамонтам?
«В любом случае это было бы лучше, чем использовать бульдозеры и гербициды для избавления от мескитового дерева, – соглашается Уэстерн. – Слоны справились бы с ним дешевле и проще и к тому же разбросали бы достаточно навоза для ростков травы».
«То самое, – сказал Мартин, –
«Конечно, – ответил Уэстерн. – Почему бы не использовать виды, способные выполнять ту же экологическую функцию, что и исходные?» С тех пор Пол Мартин ведет кампанию по возвращению слонов в Северную Америку.
Однако, в отличие от масаев, американские ковбои не являются кочевниками, которые регулярно оставляют ниши для использования слонами. Правда, масаи и их коровы тоже все чаще остаются на одном и том же месте. Голое, начисто объеденное кольцо вокруг Национального парка Амбозели демонстрирует последствия этого. Когда светловолосый, светлокожий, среднего роста Дэвид Уэстерн разговаривает на суахили с двухметровыми эбонитовыми пастухами масаи, контраст незаметен за счет давно установившегося взаимного уважения. Разделение земли на наделы уже давно стало их общим врагом. Но если девелоперы и иммигранты из соперничающих племен ставят изгороди и столбят участки, масаям ничего не остается, как требовать соблюдения права и цепляться за свою землю. Новый вариант использования земли изменяет Африку таким образом, что после исчезновения людей ей будет сложно вернуться к исходному состоянию, говорит Уэстерн.
«Это биполярная ситуация. Когда вы загоняете слонов в парк и пасете скот вовне его, вы получаете две разных среды обитания. Внутри вы теряете все деревья, и лес становится лугом. А снаружи все зарастает густым кустарником».
В 70-80-х годах XX века слоны научились весьма болезненным путем оставаться там, где безопасно. Нечаянно они вломились в глобальное столкновение с углубляющейся африканской бедностью, которая в Кении сочетается с самой высокой рождаемостью в мире и бумом, вызванным так называемыми азиатскими тиграми экономики, пробудившим тягу Дальнего Востока к предметам роскоши. А они включают в себя слоновую кость: спрос на нее превысил даже похоть, когда-то столетиями финансировавшую работорговлю.
Когда цена в $20 за килограмм выросла в 10 раз, браконьеры превратили места вроде Тсаво в мусорную кучу из трупов с обрезанными бивнями. К 1980-м больше половины 1,3 миллиона африканских слонов были мертвы. В Кении осталось всего лишь 19 тысяч, упрятанные в такие охранные зоны, как Амбозели. Международные запреты на добычу слоновой кости и приказы стрелять на поражение в браконьеров приостановили, но не искоренили резню, особенно убийство слонов за пределами парков под предлогом защиты посевов или людей.
Желтокорые акации, когда-то обрамлявшие болота в Амбозели, исчезли, поваленные теснящимися толстокожими [24] . Когда парки стали безлесными равнинами, такие пустынные животные, как газели и ориксы, заменили поедателей ветвей: жирафов, куду и бушбоков. Получилась рукотворная копия сильнейшей засухи, какие бывали в Африке во времена ледниковых периодов, когда среды обитания сжимались и животные сбивались в оазисы. Африканская мегафауна пролезла сквозь те бутылочные горлышки, но Дэвид Уэстерн опасается того, что может с ней случиться в этот раз: с беженцами, выброшенными на берег острова посреди моря поселений, выделенных наделов, объеденных пастбищ и производственных ферм. Тысячи лет мигрирующие люди были их эскортом в Африке: кочевники и их стада брали необходимое и уходили дальше, оставляя природу за собой только богаче. Но теперь такая миграция людей практически завершилась. Теперь к нам приходит пища, а также предметы роскоши и другие продукты потребления, не существовавшие большую часть человеческой истории.
24
Толстокожие (pachydermata) – в классификации млекопитающих времен Ч. Дарвина отряд, объединявший слонов, носорогов, бегемотов и свиней. В настоящее время не используется.