Земля без Пощады. Главы 1-9
Шрифт:
3
Хоть и выспались в тепле, настроение у обоих оставалось невеселее, чем тогда возле сложенной наспех могилки Ургину и Куче. Дело не в том, что Санька-берложник поднял цену за ночлег. Извините, но полуцелковик с брата лишь за то, чтоб попить горького хвойного чаю и поваляться на голых досках – это грабеж. Еще в прошлую ходку берложный взимал тридцать копеек серебром за ночь. Теперь так вот круто задрал до полтинника. Хотя деньги с потерей всех вещей и товара стали самым острым вопросом, дело вовсе не в них. Дело в том, что Бочкаревская банда у Саньки не останавливалась и верно уже грела задницы
Вот и двинули к Пещерам. Пораньше из Берлоги выбрались, к десяти тридцати утра миновали Медвежий камень, за которым прямой путь к самому богатому на всю обжитую округу селению. Некоторые Самовольные Пещеры начали городом величать. Город или нет, но людей здесь больше, чем в Оплоте, Выселках и Озерном вместе взятых.
Как тропа извернулась за скалу, сразу раскинулся вид на лесоразработки: распиленные кругляшами стволы, сваленные кучами сучья и убранные к восточной стороне огромные сугробы. Скрябов и Хряпа – оба верховоды – и оба страдали дурной страстью к порядку, по крайней мере, внешнему: любили, чтобы все посчитано, уложено и вокруг чисто. Только порядок на месте работ не отменял беспредела во многих пещерных закоулках. Порядок существовал лишь там, где это касалось личных дел верховод.
За участком поваленного леса сразу дыбилась стена вырытых в землю бревен. Стена высокая и крепкая: каждое бревнышко в полтора обхвата, все ровные, кедровые, пригнанные плотно – не то что частокол вокруг Оплота, много раз дранный бурями. Она ограничивала Деревянный Придел: так называли часть поселения, примыкавшего к пещерам. Со стеной самовольцам повезло. Большую ее часть успели поставить до жутких морозов, начавшихся через пару месяцев после Второй Волны. Иначе бы не удалось пещерным обзавестись таким удачным укреплением. Если бы даже они все навалились на работу, не взять им мерзлый грунт под столбы, и не отбиться от осаждавших в тот год бродячих банд. Ведь Пещеры в один веселый день осаждало больше двухсот головорезов с поддержкой трех БМП. Только одна бронемашина ушла целая, две других, обгорелых, долго стояли, упираясь в стену возле ворот, как пугающее свидетельство побед самовольцев. Потом БМПшки затащили в Придел и разобрали на части, по-разному приспособив металл и механизмы. Остов от одной до сих пор ржавел между лесопилкой, кучей руды и желтой горкой пирита (из него выгоняли серу для пороха и серной кислоты).
Сегодня было теплее, чем вчера. Снег вдоль дороги вовсе раскис, по ложбинкам бежали мутные ручейки. И грязная от вулканического пепла снежная шапка на южной оконечности скалы съехала к распадку. Действительно в нынешней оттепели чувствовалось что-то особенное. Дело не только в необычно высокой температуре – и раньше случалось, что на пару дней поднималось до плюс пяти, иногда семи. Но в этот раз в воздухе чудилось нечто такое, чего не существовало никогда за последние годы. Словно запах у него стал другой, дышать им приятнее, и иначе он касался лица. Может, поэтому, от таких давно забытых, угодных ощущений, Асхат остановился, оглядывая сосны – по бурым стволам их сочилась влага, а с пушистых лап слетал снег – и сказал:
– Олеж, жить все-таки хочется… Очень!
– Трудно сыскать, кто другого мнения, – усмехнулся Гусаров. – Жить ли нам, и как жить, уже скоро решится.
– То-то и оно, в ворота сейчас войдем, и обратного пути может, не получится. А день такой, что о хреновом ох как не тянет! Это не трусость – просто сентименты. Ладно, ну их под зад мерхуши, – татарин шумно выдохнул и, обозначая решимость, потряс за цевье двустволку. В патронниках притаились до роковой минуты два цилиндрика шестнадцатого калибра. В каждом картечь: в ближнем бою с нее толку больше чем от пуль.
– Мы не будем лезть на рожон. Походим по селению, прощупаем обстановку. Начнем с лавок: по любому нужно добыть патронов и жратвы. Если повезет сразу встретить Снегиря, может он чего подскажет по Бочкаревским. Слышал, у них вражда после весенних ходок – это нам на пользу, – высказался Олег, подтягивая узел, державший волосы на затылке. Все-таки и Гусаров не был железным, шрам под его виском обычно белел при беспокойстве.
И за лесоповалом наблюдалось непонятное оживление: несколько десятков самовольцев орудовали лопатами, сгребая толщу снега между кедров. Чего придумал Скрябов в этот раз, трудно угадать, но просто так старый хитрец устраивать работы не стал бы – ведь за них платить надо едой или денежкой.
– Знаешь, какая дурная мысль, – снова заговорил Сейфулин, косясь на мужиков, расчищавших снег. – Если так дальше пойдет, растает все до самой земли. Где снега мало, уже проплешины. Чудно как-то, – он на миг повеселел, раздувая широкие ноздри и растягивая губы. – И дальше что я думаю: ведь может в принципе наступить весна, хотя бы пару теплых месяцев.
– За ней лето, – подхватил Гусаров, удивляясь приятным фантазиям Сейфа. – Если лето, то оно как раз ляжет на декабрь.
– А что, ведь все же поменялось. Все с ног на голову. Мужик-геолог с Выселок говорил, что ось Земли могла чуть отклониться, и теперь мы как бы в других широтах, – вспомнил Асхат.
Гусаров и без него знал эту версию, и хотя сам был крайне далек от геофизики, посмел выразить суждение:
– Видишь ли, чтобы лето основалось в зиму, ось вращения должна отклониться не чуть , а повернуться на сто восемьдесят градусов. Если бы такая беда случилась, то мы бы о ней не узнали. Потому что нас не было. И ничего вокруг не было. А прогноз по климату разный. Я с Кучей интересовался у одного умника, когда ты пропадал в Кривой теснине…
– И что? – Сейфулин перепрыгнул ручей, разливавшийся поперек дороги. Остановился, вытирая испачканные ботинки о снежный навал на обочине.
– Да ничего утешительного. Зима может длиться еще не один год, пока не очистится атмосфера. Когда солнце появится и прогреет землю, тогда начнет понемногу теплеть. Но этого счастья мы можем не увидеть. Сам вникаешь: еще несколько лет диких холодов и поселения вымрут. Разве что Пещеры останутся – у них здесь все налажено, – Гусаров кивнул в сторону мужиков, распиливавших сосновый ствол возле телеги. – Хотя тот же умник – он вроде с Новосибирска, с академгородка признает, будто потепление может случиться значительным и долгим. Все зависит от перемещения воздушных масс. По его наблюдениям ветры поменялись, и что-то устаканилось в атмосфере. Говорил, что таких сумасшедших бурь точняком не ждать. А там вполне вероятно потеплеет.
– То есть лето все-таки может настать, – не унимался татарин.
– Ладно, Сейф, это вопросы не ко мне, – решил прекратить пустой спор Гусаров. Они уже подходили к воротам, и впереди имелись более важные темы, чем погода.
Створки приоткрыты для удобства работавших за Приделом и меньшего напряга охранникам: чего перед каждым, норовившим то выйти, то зайти, тужиться с тяжеленным заслоном. Это года два назад незапертые ворота – недопустимый риск. Теперь нет тех оголтелых банд, шедших на смерть, чтобы разжиться шубами, патронами, едой – вымерзли они, вымерли. А те, кто устроился по шахтам, таежным норам, слишком слабы, чтобы приблизиться к Самовольным Пещерам, не то что здесь наводить свои порядки.