Земля Богородицы
Шрифт:
Опасность была более чем велика. Христианству предстояло принять в себя и переплавить не что-либо, а многотысячелетнее язычество. Да, оно находилось в жестоком кризисе, но даже больной дракон – все равно дракон. Да, христианство могло дать вчерашним язычникам новое понимание Бога – но этого им было мало. До тех пор в Церкви были избранные, а теперь пошли званые, и какой толпой! И они несли с собой свои представления о религии и требовали от Церкви, чтобы она была близка им, и того же требовал император, которому были совершенно не нужны религиозные войны. Так поражение это или победа?
От автора
– Тогда,
– Сердце мое полно жалости. Я не могу этого сделать.
Чтобы ответить на этот вопрос, надо поставить другой: церковь – она для кого? Для духовной элиты общества или для народа? Ибо у элиты и у народа совершенно разные требования к религии. Первой, в общем-то, достаточно одного Слова Божия, а без обряда она, в крайнем случае, обойдется. Народу же нужен обряд, а без Слова он, в крайнем случае, обойдется – и обходится!
Беда в том, что пренебрежение как первым, так и вторым ведет к одинаково трагическим последствиям. Как протестанты, отказавшись от внешнего, от культа, и сосредоточившись на Евангельском слове, в конце концов, породили безрелигиозное общество, так и Православие, сосредоточившись на внешнем, на культе, привело точно к такому же результату. И если кто скажет, что Церковь всегда умела пройти по лезвию бритвы между этими крайностями… Другое удивительно – что она сумела пройти и сохранить себя и своих верных, пусть и «малое стадо». Вот в чем Божий промысел-то!
Отец Андрей Кураев приводит следующие цифры: «…В советские времена социологи свидетельствовали, что процент верующих граждан атеистической державы составляет от 8 до 12 процентов. Во Франции опрос 1986 года показал, что лишь 10 процентов взрослого населения относятся к числу реально практикующих католиков (с регулярным посещением мессы). Причем практикующие католики составляют всего 13 процентов от числа всех людей, заявивших о своей приверженности католичеству. В протестантском мире ситуация аналогичная – “если говорить об активных членах Церкви, то они составляют, возможно, около 10 процентов от всего населения” (из беседы с Дж. Паттисоном). Близость этих цифр заставляет предположить, что число людей, всерьез воспринимающих собственные религиозные убеждения, не зависит от конфессионального или политического климата в стране. 10-15 процентов людей… всерьез живут так, как они это исповедуют». [128] Добавлю сюда, что мне однажды встретился такой факт (к сожалению, не помню, где именно): когда после февраля 1917 года русских солдат освободили от обязательного посещения церкви, то продолжало ходить на богослужения около 10 процентов формально православных. Кстати, когда Константин даровал свободу вероисповедания, христиан в Римской империи было… около 10 процентов.
128
Кураев А. Христианство на пределе истории. М., 2003. С. 528.
С этими 10-12 процентами все в порядке. Но что делать с остальными?
Многие историки считают, что альянс Церкви и государства, создавшийся во времена Константина, был поражением. Но, если принять такую точку зрения, получается, что следовало оставить миллионы людей блуждать во тьме и спасать только себя…
Ведь так получается?
Медные трубы
(Продолжение)
Сейчас в истории России ставится небывалый эксперимент: смогут ли христиане убедить в своей правоте целый народ без помощи полиции и государства? [129]
129
Там же. С. 526
Как бы то ни было, Церковь так не поступила. Она вступила на путь, по которому было не совсем понятно, как идти. Ясно, что чем-то придется поступиться, что-то в прежней жизни изменить, возможно, в чем-то другой станет и сама Церковь.
«Историки утверждают иногда, что, борясь с язычеством, христианство само восприняло много “языческих” элементов, перестало быть евангельским богопочитанием “в духе и истине”. Храмовое благочестие, развитие и усложнение культа, почитание святых и их мощей, с такой быстротой расцветающее в четвертом веке, все нарастающий интерес к “материальному” в религии: к святым местам, предметам, реликвиям – все это непосредственно возводится к языческому влиянию в Церкви, и в этом усматривается компромисс ее с миром ради “массовой” победы». [130]
130
Шмеман А. Исторический путь Православия. М., 1993. С. 137. Там же. С. 137.
Запомним на будущее, пригодится: массовый интерес к святым местам, реликвиям, возведение храмов и становление культа – это началось не в первом, а в четвертом веке, когда в Церковь пошла масса. Это важно, поскольку и в нашей церкви, в наше время есть немало людей, абсолютизирующих именно это, «материальное». Может быть, они иначе и не могут… но дело в том, что именно эти люди наиболее видны, и по ним часто судят обо всей Церкви. А между тем это совершенно не так. Но и высотами духа Православие отнюдь не ограничивается. Это сложный сплав духовного и материального, в котором очень трудно найти правильную меру того и другого…
Но продолжим читать отца Александра Шмемана.
«Христианство восприняло и сделало своим многие “формы” языческой религии, не только потому, что это вечные формы религии вообще, а потому еще, что весь замысел христианства в том и состоит, чтобы все “формы” в этом мире не заменить новыми, а наполнить новым и истинным содержанием. Крещение водой, религиозная трапеза, помазание маслом – все эти основоположные религиозные акты Церковь не выдумала, не создала, все они уже имелись в религиозном обиходе человечества. И этой связи с “естественной религией” Церковь никогда не отрицала, только с первых же веков придавала ей смысл, обратный тому, который видят в ней современные историки религий»2.
Конечно, сразу это не получилось и получиться не могло. У Валентина Иванова в его романе «Русь Великая» есть такой герой – фракийский крестьянин. Он – христианин, но тем не менее у него дома стоят статуи разных богов, которые он исправно мажет кровью и приносит им жертвы, а Христос для него – это «главный бог, который живет в городе». Да и легенда о происхождении династии Меровингов говорит о, мягко говоря, своеобразном понимании христианства. Но ведь поняли же короли франков, что от морского чудовища происходить при новой вере как-то уже нехорошо – и то прогресс!
Христианство меняло мир исподволь, веками – но меняло.
И ведь изменило!
«В первый раз над государством и обществом, над всеми властями и авторитетами провозглашается принцип объективной Истины, не зависящей ни от чего в мире, и мы почти не замечаем теперь, что эта превозносимая всем современным миром идея “объективной истины” вошла в сознание человека именно тогда… что началось становление современного человеческого сознания, его веры в разум, в свободу, в бесстрашную встречу с реальностью, как она есть, ибо есть нечто сильнее ее: Истина.