Земля Богородицы
Шрифт:
Глава 5. Идущие неисповедимым путем
(Немного о христианской церкви)
И благословятся в тебе все племена земные.
Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века.
История христианской церкви как церкви всемирной началась уже в день Пятидесятницы, когда апостолы, под воздействием Святого Духа, заговорили на разных языках. Все, что произошло после этого, разворачивается уже совершенно на другой сцене. Мир стал другим, хотя сам он об этом еще и не знал.
Первоначально христианство распространялось по каналам, связывающим еврейскую диаспору. Но ведь Спасителя ждали не только иудеи. Его, хотя и неосознанно, ждало и языческое население многомиллионной Римской империи.
Это было время религиозного кризиса и религиозной смуты. Принято думать, что человечество к тому времени выросло из язычества, как ребенок вырастает из детской одежды. Но на самом деле это было не так, и язычество нельзя назвать детской религией человечества. Это было в корне иное мировоззрение, вселенная, жизнь в которой определялась иными законами.
«Мы думаем об язычестве, как о примитивном “идолопоклонстве”, и считаем победу над ним Церкви чем-то простым и очевидным, – пишет протоиерей Александр Шмеман. – Но за “идолопоклонством” скрывается… очень особое и целостное восприятие мира, глубоко укорененный в человеке комплекс идей и верований, уничтожить который было совсем нелегко (целиком он не уничтожен и сейчас, через две тысячи лет после появления христианства). [114] В самой общей и упрощенной форме миросозерцание это можно определить, как подчинение человека иррациональным силам, которые он ощущает в природе, понимание мира и жизни в нем, как “судьбы”, зависящей от этих сил. Человек может так или иначе “умилостивить” эти силы, откупиться от них – жертвой, культом, до некоторой степени он даже управляет ими – “магией”, но не может осмыслить их и тем паче освободиться от них. Всё его отношение к миру определено страхом и чувством зависимости от таинственной власти, он “заклинает”, “заговаривает” ее, но от этого она не становится ни осмысленной, ни благой». [115]
114
Если бы он, в своем 1945 году, знал, до какой степени не уничтожен!
115
Шмеман А. Исторический путь Православия. М., 1993. С. 135.
На философском уровне эти силы определялись философскими категориями, на низовом – человек творил богов по своему образу и подобию, причем в худшем их варианте: капризные, жестокие, переменчивые боги самовластно вершили судьбы людей. Их можно было попытаться задобрить, но и только. Между Олимпом и землей не было не только любви, но даже элементарной честности, а просто более сильные (боги), играли менее сильными (людьми) в свои «олимпийские» шахматы.
Мы их можем понять, как никто, наверное, за все две тысячи лет христианства. Материализм, в поклонении которому выросло большинство из нас, вернул человека в то, уже подзабытое, положение муравья у подножья горы, песчинки меж сталкивающихся галактик, беспомощного существа, от которого ничто в этом мире по большому счету не зависит. В какой-то мере «откупиться» можно было с помощью правил техники безопасности и ОБЖ, а место магии заступила наука, но мера эта была очень мала. Нет, это был совсем неплохой мир – веселый и сытый, но в какой-то момент он вдруг оборачивался ужасом и безысходностью.
Нам есть куда уйти, но в дохристианские времена этот мир был единственным миром для миллионов людей. Конечно, никуда не денешься – приходилось принимать такой порядок вещей, другого-то не было. Но все больше людям хотелось чего-то иного. Чего – непонятно, но, как пел две тысячи лет спустя русский рок-певец, «я возьму свое там, где я увижу свое». Самое главное и самое трудное было именно – увидеть.
Ну так вот: две тысячи лет назад наступили времена, когда язычество народов Римской империи зашло в тупик. Боги умножились до невообразимого количества. Историки, как анекдот, приводят тот факт, что в Римском пантеоне за двери отвечали три божества: одно за саму дверь, одно за петли и еще одно за порог. Но анекдот анекдотом – а если хочешь, чтобы дверь работала исправно, жертвы-то надо приносить всем! И все сильнее росло чувство безысходности и смутное ощущение того, что во всем этом есть что-то неправильное. Обряды становились формальными, удовлетворения от них не наступало, да и жизнь не улучшалась. Люди ждали перемен, хотя и непонятно, каких, – но ощущение было: что что-то должно случиться.
«За внешним блеском и благополучием нарастает глубокий духовный кризис, – пишет отец Александр Шмеман. – Переплавляются вековые устои жизни, оказываются несостоятельными древние верования и традиции. Человек уже не удовлетворяется больше национально-бытовыми богами, ограждавшими замкнутый кругозор города, рода, племени. На смену им приходит скепсис и разочарование, и многие уже ищут новой духовной пищи в восточных “мистериях”, которые мутной волной заливают Империю. В центре Рима строятся храмы Изиды, Кибелы, Диониса, в них совершаются таинственные обряды, несущие в себе обещание бессмертия и обновления. От религии хотят теперь уже не только помощи в житейских делах; в ней жаждут получить спасение от страдания, от зла, от страха смерти. Это эпоха предчувствия и ожиданий: “одна Империя, один мировой язык, одна культура, одно общее развитие в сторону монотеизма и одна тоска по спасителю” – так описал Гарнак обстановку, в которой начинается развитие христианства». [116]
116
Там же. С. 44.
Те из нас, кто вырос язычником… простите, материалистом, и стал христианином в зрелом возрасте, должны помнить и потрясение, испытанное от соприкосновения со словом и личностью Христа. Вроде бы в Евангелиях (по крайней мере, на первый взгляд) говорилось то же, что написано было в «Моральном кодексе строителя коммунизма», но, выражаясь современным языком, энергетика была другая. Это еще одна невозможная вещь – текст двухтысячелетней давности, изложенный по памяти спустя десятилетия, двойной перевод – сначала на греческий, потом на русский – а какая сила и правда!
…Иудеи, те, что стали христианами, приняли Христа легко. Им достаточно было убедиться в исполнении пророчеств. Правда, Мессия и Его Царство оказались не такими, какими ожидали, – так ведь, говоря словами Книги Иова: «Так, я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал». То есть пути Господни неисповедимы, или, говоря еще проще, Ему виднее… Те иудеи, которые не приняли Христа, продолжали ждать своего Мессию, и для них христианство и вправду было соблазном – но многие поверили. А что самое главное – христианство лежало в русле их религии, было для них органичным.
Но язычники не имели понятия о Мессии, и для них Христос стал Спасителем – от безысходности жизни и ужаса смерти. Сначала им надо было принять монотеизм, то есть Единого Бога, потом понять иудейскую веру, а уж потом узнать Христа. Потрясение было столь сильным, что ценилось превыше всего. Мир отступал, и оставалось обретенное чудо – многие из нас еще помнят это чувство.
Спасение не бывает массовым, оно строго индивидуально, а уж в первые-то века и подавно. Первые христиане были не зваными, а избранными, теми из миллионов жителей Империи, что лучше всех способны были воспринять Слово – Бог избирал их и вел, каждого своим путем. Но потрясение было у всех. И ранняя Церковь настолько счастлива обретенным спасением, настолько полна собой – несмотря на все чисто человеческие нестроения, что нет ничего удивительного в том, что она не слишком-то интересовалась окружающим миром. Точнее, интересовалась, но только в одном аспекте – свидетельствовать другим о том, что произошло с нею.
Окружающие удивлялись. Ну, Бог, ну и что? Мало, что ли, на небе богов? Чему они так радуются? Это с одной стороны, а с другой… В то время слишком многие философы рассматривали тело, как темницу души, а мир – как сплошную скверну. Прагматическому же сознанию простых людей было непонятно, зачем Бог спустился с неба в эту грязь, зачем Он стал человеком? К чему господину становиться рабом и выкупать прочих рабов собственной жизнью, если он может просто отпустить их всех на волю? Для язычников все это и вправду казалось нелепостью, безумием. Да и что это за церковь такая – без храмов, с тайными собраниями, на которые не допускают посторонних? Чем они там занимаются? Чем, чем?! Пьют кровь своего Бога?!! Христиане были непонятны, а значит, опасны.