Земля Богородицы
Шрифт:
…Я теперь хочу оставить вас подумать о Христе, подумать о себе: перед лицом такой любви остаюсь ли я холоден, безразличен? Как могу я так спокойно жить землей, забывая небо, когда Бог пришел на землю, чтобы эта земля и небо соединились, и мы стали бы уже на земле как бы небожителями, посланниками с неба, чтобы град человеческий стал градом Божиим?» [111]
ЧАСТЬ 2. МЕСТО ДЕЙСТВИЯ – МИР
111
Митрополит Антоний Сурожский. О воплощении Христовом // Фома. 2004. № 6 (23). С. 36 – 38.
От автора
Все это очень хорошо, замечательно и воистину прекрасно. Но читатель вправе спросить: а какое отношение все вышеизложенное имеет к той церкви, мимо которой он каждый день ходит на работу? К золотым куполам, крестам, свечкам, сердитым старухам, молитвенным правилам и канонам, которые его соседка вычитывает – слово-то какое! – и многому, многому другому. И какое отношение евангельская Богоматерь, что говорила о Себе, как о нищей, имеет к той иконе, которая стоит на почетном месте в церкви, в золотом окладе. Как соотнести одно с другим?
Вопрос трудный – если свести вместе концы двухтысячелетнего отрезка времени и удивленно смотреть, как они не совпадают. И очень простой – если вспомнить, что между этими концами лежат две тысячи лет. На протяжении которых мир менялся, Церковь получала и решала новые и новые задачи, меняла мир и изменялась вместе с ним, что-то давала ему и что-то брала от него. За две тысячи лет много чего наросло, и надо уметь найти за всем этим основу. Можно и не найти. А можно и не искать вовсе…
И еще более простой, если вспомнить, что мы не имеем права требовать от Бога религии только для себя. Православие тем и замечательно, что в нем находят что-то свое и высоколобый интеллектуал, и полуграмотная старуха, и неплохо бы уважать право друг друга верить по-своему. Хотя иной раз бывает очень трудно ужиться внутри одного храма с человеком, который думает и чувствует иначе, при том что он наш современник, а значит, не так уж и отличается от нас. По крайней мере, житель Римской империи I века по Р. Х. или византийский землепашец отличается куда больше.
Забавный пример на эту тему приводит отец Андрей Кураев.
«Вот вполне типическая сценка. В храм приходит женщина и просит освятить квартиру. Представим, что ей попался либерально и философски мыслящий батюшка. “Освятить квартиру? Ну, зачем же сводить христианство к обрядам? Вы Евангелие читали?” – “Да читала когда-то… Но придите, освятите мне квартиру!” – “Так, может, походите к нам на библейские чтения при нашем храме?” – “Да я ходила однажды… Но, понимаете, мне нужно сейчас квартиру освятить”. – “Ну что там у вас с квартирой?” – “Да, знаете ли, что-то неладное стало у нас твориться… Мы тут Новый год встречали по восточному календарю. Ну, как водится, все подобрали по гороскопу, на славу отметили… Только вот после этого что-то тяжело в доме стало находиться. Барабашка какая-то завелась” – “Ну что вы, в самом деле, всяким суевериям доверяете. Вы почитайте что-нибудь о христианской философии…” – “Батюшка, да я пробовала. Читала. Но философии эта барабашка не боится. Вы лучше со святой водой к нам зайдите!”» [112] …
112
Кураев А. Указ. соч. С. 564—566.
Ну и кто из них прав? Философские книжки неплохо бы почитать, но боюсь, что прихожанке это будет не в коня корм, а барабашка – то есть бес – существо вполне реальное и пренеприятнейше пакостит. Кстати, философии он и вправду не боится, зато на окропление святой водой очень обижается. Но и без философии никак, а то еще забудем, почему вода – святая и чего, собственно, барабашка боится, и получится у нас самое дремучее язычество, изгнание беса магией…
А если представить себе, сколько их было за две тысячи лет – людей другого времени, иногда совсем непохожих на нас, и все находили в Православии что-то свое и привносили в него что-то свое. До нас здесь прошли крестьяне и ремесленники, рабы и философы, евреи, эллины, римляне, византийцы, русские времен Киева, Москвы и Российской империи… А Православная Церковь в основе своей формировалась еще до крещения Руси, то есть наши предки в этом процессе даже не участвовали!
А кроме того, надо учитывать, что в жизни Церкви не было легких времен. Причем за две тысячи лет ее истории их не было никогда, каждый шаг давался потом, слезами и кровью. И если кто думает, что на этом пути не было ошибок и заблуждений, а лишь победы и «колебания генеральной линии», то он явно знакомился с историей Церкви по нравоучительным брошюркам «для народа». Чтобы убедиться, как все обстоит на самом деле, достаточно почитать хотя бы книги протоиерея Александра Шмемана – он очень красочно описывает, через какие тернии лежит путь к звездам и какие звери водятся в этих терниях.
Так что перед тем как что-то осуждать или отбрасывать, надо понять. Говоря словами молитвы Симеона Нового Богослова, «веси [113] зол множество, веси и струпы моя, и язвы зриши моя: но и веру веси, и произволение зриши, и воздыхание слышиши».
И еще: мы привыкли воспринимать историю Церкви, как данность. Но если вдуматься, то ведь вся она есть история невозможного. Невозможным было само учение – неожиданное, небывалое, идущее против всего, что было принято миром – как говорил апостол Павел, «для иудеев соблазн, для эллинов безумие». И вдруг это учение начало с невероятной быстротой приобретать себе сторонников по всей Римской империи, причем, вопреки «соблазнам и безумиям», среди всех народов, религий и всех слоев населения.
113
Веси (церковносл.) – знаешь.
Невозможной была и ее история. Одна из многих крохотных иудейских сект, она не должна была, не могла распространиться широко – и тем не менее распространилась. На ее пути было как минимум три смертельных испытания, в которых она не должна была уцелеть – и тем не менее уцелела. То, что должно было убить ее, служило к укреплению, но то, что вроде бы служило к укреплению, ставило на грань гибели.
Невозможным было и еще одно – знание будущего. Как ветхозаветные пророчества имели двойной смысл, так и испытания, нестроения, церковные смуты тоже имели двойной смысл: сиюминутный и обращенный в далекое будущее, причем с таким точным знанием этого будущего, какое и не снилось никакому Нострадамусу.
«Невозможное человеку возможно Богу». Вся история новозаветной Церкви так явно и открыто совершается Божьим промыслом, что лишь привычка мешает нам увидеть это. Человек слишком быстро привыкает к чудесам и начинает видеть в них естественный ход вещей.
Постоянная борьба как скрытая, так и явная, и, вопреки всем человеческим расчетам, исполнение самых смелых ветхозаветных пророчеств, согласно которым, Христос станет «превыше всех царей земли» – на этом фоне будет разворачиваться дальнейшее действие, которое приведет к становлению такой церкви, какую мы знаем…