Земля будет жить!
Шрифт:
Глухой тяжёлый рокот пришёл со стороны моря. Настороженно покрутив головой, а вдруг показалось, Рингналда медленно опустился на корточки. Под ногами испуганно задрожало, и это означало лишь одно – многометровые дамбы не выдержали напора.
– Что, родимая, страшно? – похлопал он по земле руками. – Мне тоже!
Только его уже не было слышно. Ветер истошно взвыл, перекрывая остальные звуки. В небо взметнулись клубы пыли, песка и какого-то мусора, который взялся невесть откуда. Всё вокруг затрещало и заходило ходуном. Дальние поля стали плохо видны и почему-то потемнели, изменив свой нежносалатовый цвет на свинцово-чёрный. Айван присмотрелся повнимательнее и понял, что это уже и не поля вовсе, а многометровый водяной вал, который приближался со скоростью курьерского поезда.
Непослушные ноги еле донесли его до второго этажа, в спальню жены. Лиззи тихо лежала и почему-то улыбалась. Рингналда сначала испугался – сошла с ума, а потом, когда присел на край кровати всё понял. Он не плакал с самого детства, а тут слёзы полились ручьём, горькие, неудержимые. Ему всегда казалось, что умереть доведётся по другому, а вот, поди ж ты, как судьба распорядилась…
Тёплая ещё рука супруги, отошедшей в мир иной, кажется, отозвалась, успокаивая.
– Айни, дорогой, ну что ты так расстраиваешься по пустякам?
– Лиз, разве ж это пустяки, когда остаёшься на старости лет один…
– А ты не один. Я рядом.
– Правда? Ты про меня не забыла?
– Конечно, любимый!
Тяжёлая мутная волна расплющила ферму без всякого сожаленья. Кучи песка и ила, искорёженные машины и какие-то непонятные обломки прошлись по ней гигантским катком. В одно мгновенье строение, которое долгие годы хранило и оберегало своих хозяев, превратилось в ничто. Та же участь постигла и всё остальное, не пощадив никого и ничего… и только дуб-великан сумел выдержать чудовищный напор. Ободранный и измочаленный, наполовину засыпанный грязью, которая под давлением воды тут же спрессовалась и легла неподъёмным грузом на исполинскую грудь, многометровый колосс выставил над бурлящей водной поверхностью свой обглоданный скелет, ибо даже полумёртвый не сдался!
А как же иначе?
Его растили, пестуя щуплый росток. Оберегали в юности, помогая окрепнуть. Теперь пришло время тратить накопленную силу. Для своих двуногих друзей, пускай их уже не осталось в живых, но он о них помнит и не подведёт, потому что собирается нести свою страшную вахту долго.
Сколько сможет!
Пока не отправится вслед за ними, в небытие…
* * *
Земля, Итальянская Республика, Венеция,
2072год, апрель, 12-25 по среднестатистическому времени.
Маму как всегда было слышно на всю rio Сенса.
Соседки ей громогласно вторили, но маленький Лу на приглашение домой, отзываться не торопился. Чего ради? Чезаро всё равно не даст погоняться на болидах, висит постоянно в своих виртуальных инопланетных мирах кого-то спасая, сестрёнка прилипла к визору и смотрит всё подряд, а ему чем заняться? Помогать на кухне делать тальяттелли? Так он упражнялся с этим вчера, и позавчера. И вообще, как взрослым не надоедает одна и та же работа? Дни ведь проходят! Вон ему уже скоро семь лет, ещё чуть-чуть и станет стариком, не понюхав настоящей жизни. Другие-то ушами не хлопают! Да хоть, к примеру, Марко. Пацанёнок шмыгнул носом и пригорюнился. Все ребята с прилегающих calle и corte завидовали Долговязому. Ещё бы! В четырнадцать лет стать настоящим гондольеро, одним из четырёхсот двадцати пяти – это ли не сказка? Гонять по Венеции на собственной лодке, пускай отцовской, и огребать такие деньжищи…
А тут!
Собираешь, собираешь вонючих слизней со свай. Ловишь на них всякую дохлятину, отдалённо похожую на рыбу. Понятное дело, дядька Фернан, хозяин таверны «Сороконожка», потом её бракует и даёт за неё гроши, попробуй, накопи на билет до Луны. Эх-х! Вот где житуха: невесомость, кратеры, всякие опасности…
В радужные грёзы, крутившиеся перед мальчишескими глазами, бесцеремонно ворвался мамин пронзительный голос…
Чайка, в который раз пролетела над патрульным полицейским катером.
Её протяжный заунывный крик вернул Луиджи Пирло, лейтенанта береговой полиции, в пульсирующую нестерпимой болью действительность. Он шевельнулся на дне мощной, оборудованной по последнему слову техники посудине, но и только. Мысли путались в голове, мешая в кучу место и время. Ему было плохо. Он потерял много крови, а остановить её не мог. Пули, выпущенные в него непонятно кем, ударили в броню, но одна каким-то образом нашла себе дорогу. Миновала защиту и ужалила в ногу, разорвав бедренную артерию. От болевого шока спас старый добрый дифетур, а дальше требовалась посторонняя помощь…
Конец ознакомительного фрагмента.