Земля, и все остальное — по списку
Шрифт:
— Густав, ч’аа тоже не чужд благородным порывам.
Аксель и инженер одновременно повернулись на раздавшийся за их спинами звучный, заметно вибрирующий голос. Существо, стоявшее перед ними, несомненно относилось к разумным, (потому что обладало речью, отметил про себя Аксель), но не приматам, хотя фигурой отдалённо напоминало человека, (двуногое прямоходящее, с одной головой и двумя руками). Точнее, отчасти напоминало своим строением человека, потому что в следующее мгновение внимательный взор начинал подмечать различия и несоответствия, от которых даже у закоренелого реалиста-циника становилось как-то неуютно, как-то нехорошо на душе. Аксиомы мироустройства при взгляде на ч’аа рушились в мрачные пропасти Тартара со страшной силой и гулким грохотом.
Прежде всего, отметил Аксель, руки ч’аа то вытягивались до самой земли, то возвращались к нормальным размерам, ноги одновременно напоминали ноги человека, задние лапы кузнечика, стволоподобные слоновьи ноги и свитые пружиной изящно-тонкие ходули, принадлежащие, видимо, какому-нибудь инопланетному животному. ч’аа заметно мерцал, становясь одновременно местами плотным и прозрачным до невидимости, а вещество, просвечивающее сквозь абрис одежды, различимо вращалось справа-налево. В глубине темно-вязкой массы, закручивающейся бесконечной спиралью, можно было различить искорки света, время от времени исчезающие в разноцветных призрачных вспышках. В чертах лица ч’аа не было ничего замечательного, кроме одного, оно неуловимо напоминало Акселю лица всех его родственников, друзей, знакомых и просто случайно встреченных людей, о которых память сохранила лишь смутные, полустёршиеся образы.
— Впечатляет? — тихо спросил инженер.
Аксель благоговейно кивнул.
— ч'аа мастер на всякие фокусы, к тому же он несколько тщеславен. Инженер ещё договаривал последнюю фразу, Алекс ещё потрясенно пялился на текуче-зыбкий образ иномирного друга инженера, а ч’аа уже сменил свой облик, превратившись в обычного невысокого человечка с простым, не запоминающимся, абсолютно заурядным лицом, пройдёшь мимо, скользнёшь по нему взглядом и сразу же забудешь, увлечённый в водоворот обычной для рабочего дня городской сутолоки. Наваждение исчезло, растаяло, словно горький дым от тлеющих осенних листьев, будто и не было вовсе, и Алекс недоуменно посмотрел сначала на инженера, потом на ч’аа. ч’аа, опустившись на колено, зорко вглядывался в лесную чащу и мог бы послужить живой иллюстрацией к уроку по истории освоения американского запада. Хоть сейчас начинай высекать монументальную группу «Пионеры фронтира на отдыхе».
Внезапно возникшее молчание прервал инженер: — ч’аа, хватит красоваться. Быстро собираемся и уходим отсюда.
— ч'аа знает, быстро уходить надо. Тварь есть в полумиле отсюда. Она уже переварила бедные мёртвые люди и готова вернуться обратно.
— Собирайтесь, Аксель, собирайтесь, — инженер бросил к ногам ч’аа рюкзак. — Да не стойте вы столбом, — прикрикнул он, видя что Гордон безуспешно пытается пристроить винтовку на плечо. Раздраженный возней с винтовкой, инженер вешает ее поперек груди Акселя и говорит: — Положите на нее руки, будет легче идти.
Окидывает критическим взглядом нагруженного тяжёлым рюкзаком Акселя.
— Все, двигаем живо отсюда.
Инженер становится во главе колонны, Акселя определяют в центр, ч’аа берет на себя роль арьергарда. Маленький отряд спешно углубляется в лес. Инженер идёт не оглядываясь, Аксель едва поспевает за ним. Пот катит с него градом. ч’аа бесшумно скользит сзади. Он отстаёт, оглядывается, внимательно вслушивается в лесные звуки, легко догоняет Гордона, некоторое время держится рядом, затем опять отстаёт и слушает только ему понятную симфонию леса. Аксель не выдерживает предложенного инженером темпа. ч’аа уже не спешит, он терпеливо ждёт, пока Аксель отойдёт подальше, и лишь затем трогается следом. инженер тоже сбавляет шаг, позволяя ослабевшему чечако перевести дух.
— Отдыхаем две минуты, — объявляет наконец инженер. — Рюкзак не снимайте, юноша, — советует он, проходя мимо Акселя. Инженер и ч’аа негромко совещаются. Аксель напряжённо прислушивается к их разговору. ч’аа чётко произносит: «она преследует нас… скорее… нападёт ночью…» и затем «с новичком… оторваться… удастся…» Инженер ковыряет ботинком изумрудный ковёр мха, отвечает. Аксель разбирает: «не брошу… дотащить до фактории… там посмотрим…» ч’аа морщиться: «твой… альтруизм… всегда… смертелен…» Инженер резко кивает головой, произносит твердо: «Не обсуждается, я так решил». ч’аа пожимает плечами, словно говоря: «решил и ладно, а я предупреждал» Инженер возвращается на свое место.
— Отдохнули и хватит. Вперёд.
Остаток дня они продираются сквозь буреломы, форсируют неширокие, но глубокие лесные речки, перебираются через ручьи, вязнут в болотах, карабкаются по глинистым, песочным, каменистым склонам, проходят распадками и лесными полянами. Пройденный путь кажется Акселю сплошной мешаниной из поваленных деревьев, воды, цвета густо заваренного чая, бордовых крошащихся стен, серо-стального галечника. Он замечает, что инженер прокладывает путь через самые неудобные участки леса, часто меняет направление, петляет, кружит, снова выходит на прямую и всю дорогу молчит, не обращает внимания на смертельно уставшего новичка. Аксель тоже молчит, терпит, стиснув зубы идёт вслед за инженером, падает, с хрустом ломая ветки, поднимается, опять и опять заставляя себя сделать шаг, затем другой, третий, снова и снова переставляя непослушные ноги, стараясь не отстать, идти следом, следом, следом, до тех пор, пока эта пытка не закончится.
— …вот здесь и устроимся на ночлег. Напасть на нас можно только с поляны, а место там открытое, тварь легко заметить…
Аксель не хватило сил спокойно опуститься на землю, он, не снимая рюкзака, буквально рухнул на спину, блаженно вытянув ноги. Отдых, он бесконечно долго ждал этого счастливого мгновения. инженер и ч’аа, деятельные и бодрые, словно не было этого безумного перехода, основательно устраивали место ночлега. Выкопав яму, инженер развёл костёр, затем нарубил мягкого лапника, соорудив великолепную лежанку. ч’аа в это время готовил ужин. Когда до Акселя донеслись аппетитные запахи, он почувствовал, насколько голоден. Приложив немалые усилия, Аксель сбросил винтовку и рюкзак, висевшие на нем непосильным грузом целый день и, не имея сил подняться, пополз на запах пищи. ч’аа поставил перед ним тарелку с разогретыми бобами, щедро приправленными кусками свинины и большую кружку горячего кофе. За всю свою жизнь Аксель не ел с таким зверским аппетитом. Насытившись, он отполз к дереву и, привалившись спиной к твёрдому, бугристому стволу, закрыл глаза, представляя себя удавом, переваривающим заглоченного целиком кабанчика.
Незаметно для себя Аксель задремал. Он медленно проваливался в сон, проходя сквозь череду текучих кошмаров, безостановочно сменяющих друг друга. Мрачные тени окружали его, теснились вокруг, напирали, сдавливали, тянули к нему пропахшие тленом костлявые руки, цеплялись за его одежду, плотоядно урчали, скалили щербатые рты в ужасных улыбках, завывая, ковыляли за ним, пытаясь догнать. Он вдруг валился в бездонную пропасть, чтобы через секунду оказаться в ничто, лишённом воздуха, осознать свою смерть, и вслед за тем воспарить над скованным льдом океаном, чувствуя, как кровь в его теле замерзает и он превращается в звенящую на морозе статую.
Трясина кошмаров неотвратимо засасывает его, но Аксель не позволяет вязкой, чавкающей тьме поглотить его окончательно. Усилием воли он устремляется наверх… и просыпается.
Инженер и ч’аа сидят у костра. ч’аа снова сменил облик. Аксель смотрит на его постоянно меняющийся силуэт, следит за вечно движущейся материей внутри него. Это безостановочное движение завораживает, гипнотизирует, увлекает. Вот ч’аа отрывается от созерцания огня, поворачивает карикатурное подобие головы в сторону Акселя, затем погружает руку вглубь своего тела, захватывает пригоршню синих огоньков и широко размахнувшись, рассыпает перед собой полукругом. Аксель следит за их полётом. Огоньки разлетаются, оставляя за собой долго не гаснущий след, падают в траву и загораются ровным синим светом. Инженер говорит: — Аксель, что вы там скучаете в одиночестве. Присоединяйтесь к нам.