Земля которой нет
Шрифт:
Правда, были и неприятные моменты. Например, когда агрегат, прозванный мной «серп и молот», выпустил мне кишки и раздробил левое колено. Боль была такая, что мой крик скорее всего было слышно даже в Нимии, а может, и дальше. Неудивительно, что в тот момент механизмы вдруг замерли (я так понял, снаружи есть кнопка выключения) и ко мне подбежал гвардеец. Всего одна порция жижи, несколько часов сна – и вот я снова в строю.
Боль, надо заметить, стала отличным стимулом для проявления осторожности, но оказалась весьма фиговым помощником. Каждый раз, вставая на старт, приходилось бороться не только со
Вот и сейчас, расположившись у стены, я все думал, как же раскрутить внезапно возникшую идею. А возникла она из того наблюдения, про которое я вам уже рассказал. Как-то раз волна воздуха, прокатившаяся от очередного безумного вопля, привычно вырвавшегося из моей глотки, заставила слететь кусочек стружки с одной из лап манекена. В тот самый момент меня словно осенило: вот же он, секрет этого «меча». Оставалось только решить задачку. Но как бы я не изгалялся, а еще две попытки привели к закономерному итогу – крик, жижа, сон.
Зато теперь я не бросался с головой в этот кровавый омут, а смирно сидел, предаваясь мозговому штурму. Конечно, я уже пробовал повторять движения старца, использовать свои собственные, даже пытался призвать «насмешку ветра», разработанную мной технику, но все было бесполезно. Без сабель в руках это схоже с кривляньями умалишенного, а никак не с разумными действиями бывалого наемника. Конечно, можно смело заявить, что мои действия никогда не являлись разумными, но ситуацию это не исправит.
В общем, если быть откровенным, я оказался в полном и беспросветном тупике. Вертя саблю, закованную в обсидиан, я, подперев рукой подбородок, все пытался найти ключик к решению. Каждый раз, в каждой тренировке был свой ответ на небольшой вопрос. В первом случае следовало почувствовать ветер и понять его суть, во втором – опустошить себя до состояния своей стихии, а потом наполниться ею, буквально слившись воедино. Но, похоже, сейчас все было не так просто. Я смотрел на черный обсидиан, жилками оплетший мою саблю, и ничего не понимал. Это какой-то мудреный, хитро закрученный секрет.
В конце концов я надумал попытаться сжульничать и пройти испытание с такими саблями. Хоть Лунные Перья и закованы в темную прозрачную породу, но они все еще оставались моим верным оружием. Что ж, задумано – сделано.
Поднявшись на ноги, я поднял потяжелевшие клинки и уже сделал шаг вперед, как вдруг остановился, словно громом пораженный. Да что там, в тот момент мне почудилось, будто гром действительно поразил меня!
Ответ оказался таким простым и таким сложным одновременно. Да и подсказка, как всегда, лежала у меня прямо перед глазами. То, что хотел сказать старец, заключалось в сабле, окованной обсидианом. А именно: я и есть эта сабля.
Ведь какая бы помеха не стояла перед моим Пером, оно всегда оставалось оружием. Так же и я. Я сам и был оружием, только оружием, закованным в собственный обсидиан. Как можно догадаться, в его роли выступал страх.
Все, что мне оставалось после осознания этой истины, – дотянуться
Ворон
На песке стоял все тот же боец, виденный мной ранее. Вот только теперь взор его стальных серых глаз не застилала черная повязка. Но если присмотреться, станет понятно, что «все тот же» – не самое подходящее определение. Если вглядеться чуть пристальнее, чуть внимательнее, то станет очевидно: что-то изменилось в этом широкоплечем мужчине с обветренной загорелой кожей.
Он будто зримо стал выше, ощутимо сильнее, да и выглядел несколько по-иному. Его поза – прямая спина, скрещенные на груди руки, показательно убранные подальше от сабель, подвязанных в ножнах тесемками, вскинутый подбородок и мерно вздымающаяся грудь – напоминала лишь одно. Меч. Меч, который только и ждет, когда его вынут из ножен и погрузят в отчаянную рубку с безумным, сильнейшим врагом.
Тяжело и призывно запел горн, а из клеток, стоявших тут и там, начали выбегать монстры. Их были десятки, даже сотни. Мелкие, в половину роста северянина, уродливые, напялившие застывшие маски демонических оскалов, сотворенные из глины големы, вот кем они были. В руках, подобных лапам, големы держали острые, сверкающие на полуденном солнце кривые кинжалы. С трибун эти твари выглядели, словно штормовое море, кольцом обступившее одинокую скалу, гордо и отважно смотрящую в пасть самой бездны.
С замиранием сердца я следил за происходящим, дожидаясь, когда вылетят сабли из ножен и гладиатор окунется в битву с сотней врагов. Но тот не шевельнул и пальцем, лишь спокойно стоял, пока големы, наперебой визжа и крича, оглушенные жаждой крови, вложенной в них творцом, бежали, дабы вырвать размеренно бьющееся сердце.
О да, это совсем не тот человек, которого я видел раньше. Он спокоен в своем ожидании неминуемого конца, но любой, кто смотрел на песок, мог почувствовать, как сгущается ветер. Он, словно спеша, мчался на помощь своему давнему другу.
Задрожали песчинки у ног гладиатора, затрепыхались кожаные ремешки на его бедрах. Мужчина развел руки в стороны. Прямые ладони, являющиеся продолжением напряженного предплечья, напоминали дротик, пущенный в короткий полет. Мужчина принял боевую стойку, заведя левую руку за спину, а правую выставив вперед. Боги, он безумен! Ведь ладони его пусты – сабли все так же покоятся в ножнах.
Тут из толпы големов вдруг выпрыгнул самый ретивый. Изогнулся дугой, занося над головой кинжал. На миг его маленькое, ущербное, мерзкое тельце закрыло солнце, отбрасывая тень на трибуны. Столкновение было неизбежным, и каждый уже слышал страшное чавканье, издаваемое сталью, пожравшей податливую человеческую плоть. Но этого не произошло.