Земля которой нет
Шрифт:
Из ладного сруба, покрытого добротной черепицей, вышел крепкий мужик. Высокий, с пудовым кулаком и бородой чернее гари. Его звали Пилигрим, что заставляло меня икать при каждом произнесении столь родных слуху звуков.
– Тим, засыпа, решил до города съездить? – спросил меня мясник, пожимая руку.
Я хотел было сказать, что мне за выслугу лет вообще положено спать до третьих, а то и до пятых петухов, но смиренно стерпел «засыпу».
– Решил, – кивнул я. – Стены уже подправил, надо бы крышей заняться. А то как хлынут дожди, а у меня на крыше солома да ветки с глиной.
–
– Спасибо, Пилигрим, я уж сам как-нибудь.
Мясник засмеялся:
– Да ты всегда сам. Еще, помню, малым здесь носился, тоже все сам да сам, а кого потом из колодца доставали?
– Доставали Добряка, потому что он перепил и не мог за мной угнаться, – с ходу парировал я.
– Тоже верно. Ну слухай сюды. Как до Гальда доедешь, там на базарной площади к пятой палатке подойди. Спросишь Харума – скажешь, что от меня. Он тебе лучшую черепуху-то и подгонит. Скидки какой не обещаю, но, может, сторгуетесь по-божески.
– Спасибо тебе, Пили, – улыбнулся я и вновь полез в мешок. На этот раз я отдал бирюзовую шелковую ленточку: – На вот. Слышал, у твоей именины скоро.
– Да, – отмахнулся мясник, впрочем, ленту забрал и аккуратно убрал такое сокровище за пазуху. Ленты в волосах могли себе позволить только жены самых зажиточных хуторян. – Мясо-то тебе к вечеру нести или пораньше?
Как вы могли догадаться, мясо я тоже получал хоть и не бесплатно, но по сходной цене. Семь медяшек против двадцати за кило свинины или почти серебрушка против почти двух серебряных за говяжий окорок – это уже о чем-то говорит.
– Да пока не надо, я третьего дня из леса с хорошим уловом вышел.
– С хорошем уловом он вышел, – прозвучал знакомый голос, и мы с мясником мигом втянули головы в плечи. Это была жена Пилигрима – Гнелька, всем известная бабища. По-другому не назовешь. Она когда-то лично при мне целого борова над головой подняла – штанговый спорт по ней рыдал горькими слезами. – Вот, Пили, смотри, какой молодец: и с охотой справляется, и торгуется, будто ему демон на язык наложил, – вопреки логике это было вовсе не оскорбление, впрочем, это не мешало моим ушам сворачиваться в трубочку. – И дом сам правит, а жинку-то какую достал – первую красавицу. А что твои? Все по гульбам да к восьмому вечеру – в таверну.
– Они и твои, между прочим, тоже, – насупился мясник.
– Мои, да пошли в тебя. – Глядя на зажатую в руках скалку толщиной с молодую березку, я невольно сделал пару шагов назад. – Тимка, вы бы с Мией пришли к ужину. Я вон рагу сделала, пирожков напекла, посидели бы немного.
– Простите, Гнелья, но мне дела еще делать. Крышу править, сарай ставить, забор поднимать.
– Сарай? – удивилась супруга мясника. – А то, что ты две декады как поставил, – это разве не сарай?
– Эткнюшня, – процедил я, отворачиваясь в сторону.
– Что-что?
– Мне второй нужен, – натянуто улыбнулся я.
– Во! – уважительно кивнула Гнелька. – Смотри, какой молодец вышел, а твои что?!
– А что мои?
Так, переругиваясь, супруги ушли в горницу, а я, развернувшись, поспешил к повозке. Вы не подумайте дурного, у них просто
Про охоту я не врал. Недавно обнаружил, что в ларце осталось «всего» полторы сотни золотом. В кавычках, потому как для местных это невероятное сокровище, сравнимое с тем, что в легендах дракон стережет. А вот по моим меркам это не такая уж большая сумма, и тратиться на мясо было не с руки. Так что я сладил себе лук, наточил стрел и пошел на дело. Проведя в лесу два дня, я вышел из него с молодым оленем, тремя кроликами и лисой. Лису, конечно, не съешь, но она хотела загрызть моих кроликов, за что и поплатилась. К зиме из ее меха сделаю Мии шапку, ну или продам по осени торговцам. Они всегда в это время по хуторам ездят.
– Пошел! – погнал я Коня.
Тот снова зафырчал, но телегу потянул. Я же, хлопнув себя по лбу, перегнулся через козлы и специальными ремешками закрепил крынку, накинув на ее что-то вроде покрывала, – так не разобьется. А вообще Роза – та еще лисица. Нет чтобы принести мне «дар», когда я из города буду ехать, так нет, хотела ведь убедиться, что я уезжаю. Наверняка сейчас соберет подруг и пойдет к Мии – байки слушать. Лиамия здесь – первая рассказчица для юных леди. Уж не знаю, что она там девкам рассказывает, но те ее слушают, разинув рты, а смуглянка натурально от этого кайфует.
Ну хоть занятие себе нашла. А то в первые декады она то готовить бралась (я тогда подумал, что отравить хочет), то в вопросах стройки мне помогать (благо успел ее из-под падающего бревна вытянуть), то шить (потом все пальцы травкой специальной обматывали), то вообще дрова рубить. То кошмарное утро, когда у меня чуть все волосы сединой не пошли, я не забуду даже в следующей жизни. Единственное, что умела делать Мия, – не капать мне на мозг. Вот это у нее получалось прямо безупречно, так что, по сути, я всем доволен. С рутиной дочь визиря справлялась вполне успешно, и ее лицо не покидала счастливая улыбка. Правда, время от времени, когда у нее плохое настроение, мы тренируемся в фехтовании. Делать это приходится в лесу, чтобы сельчане не видели. И если раньше ее скорость была почти такой же, как у меня, то сейчас смуглянка мне казалась мухой, застрявшей в киселе. Что, в свою очередь, сильно раздражало Мию, в которой теплился неутомимый боевой азарт. В общем, иногда ночи проходили совсем не так, как того бы хотел один бывалый наемник.
– В город, Тим? – спросил меня Тук, которому вновь пришлось стоять в сторожке.
– Ага, – кивнул я, притормаживая копытного. – Тебе что-то надо? Может, девке гостинец?
– А, – отмахнулся парень. – Ей там уже возят… Мне такое не осилить. Да и отец палкой отходит, если узнает, что я не делом занят.
– Хм… – Я задумался, а потом вздернул палец: – Во. Смотри фокус. Трах-тибидох и «Авада Кедавра».
Пыль разметал ураганный порыв ветра, и в моих руках оказался цветок. Впрочем, это был не обычный цветок, а сделанный из разноцветного стекла. Безделушка та еще, в столице их завались, но здесь, на отшибе страны, не встретишь ни одного подобного. Ну или почти ни одного.