Земля недоступности
Шрифт:
Казалось, столкнись он с кем бы то ни было из своего экипажа — и не удержаться от того, чтобы избить его; избить со всей силой и искусством первоклассного боксера.
Но Кроппс стоял перед капитаном, и Билькинс молча с бесстрастным видом оглядел его с ног до головы. Снова принялся писать. Потом, передумав, поднял голову.
— Чему я обязан честью?
Кроппс нерешительно оглянулся на дверь. Плотно притворив ее, подошел к капитану.
— Я вижу, сэр, что вы так же, как и они, — кивнул он в сторону двери, — поверили, будто я действительно с ними.
—
— Сэр, именно в этом все дело. Если вы сомневаетесь во мне, то нам вообще не о чем говорить.
— Хорошо, говорите в предположении, что я вам доверяю, — снисходительно протянул капитан.
— Видите ли, сэр, я боюсь, что сейчас не до шуток. Я пришел сообщить, что вопреки общему желанию, в том числе и моему, я этого скрывать не намерен, судно идет все–таки на север…
Билькинс выронил карандаш и вскочил из–за стола. Жесткие серые глаза настойчиво впились в запавшие мутные глаза штурмана.
— Кроппс, говорите… да говорите же, чорт вас побери! — затряс Билькис умолкнувшего было штурмана.
— Да, сэр, к сожалению, это так. Лодка идет на север,
несмотря на то, что мы неуклонно держим курс на восток.
—Так в чем же дело, Кроппс?
— Не знаю, сэр. Могу сказать только одно — судно идет точно так же, как шло и два дня назад. Но виляет из стороны в сторону, придерживаясь одного основного направления. Оно почти совершенно не слушает рулей.
Билькинс усиленно тер себе лоб. Быстро подошел к стенному шкафу. Выкинул на стол несколько книг. Пачку растрепанных карт. Не обращая внимания на Кроппса, принялся быстро перелистывать книги. Перешел на карты.
— Кроппс… подойдите сюда.
Они склонились над картой течений.
— Вы понимаете, Кроппс, что происходит… Если мы действительно потеряли управление и продолжаем неуклонно двигаться северными румбами, это может означать только одно — мы идем вот с этим течением… Посмотрим, если через некоторое время мы отклонимся на северо–северо–запад, значит, мое предположение верно.
Штурман изумленно посмотрел на капитана.
— Вы хотите сказать, сэр, что мы еще долго будем оставаться под водой… Но это совершенно немыслимо. Люди уже доведены до крайности отсутствием воздуха.
— Дорогой мой, выбирать тут, к сожалению, не из чего. Либо немножко потерпеть, либо всплывать куда попало. В таком случае перспектива только одна — путешествие по льду, без тени надежды на достижение земли. Об этом сразу нужно сказать совершенно откровенно Что же касается этого течения, то вероятнее всего, что нам предстоит проделать путь, пройденный обломками «Жанетты» Де–Лонга, а, может быть, брусиловской «Святой Анной». Короче говоря, мы окажемся в конце концов у берегов Гренландии…
— Ну, это еще не так плохо. Все–таки ближе к дому, — задумчиво сказал штурман.
— Было бы не плохо, если бы такой дрейф не тянулся больше трех лет, — насмешливо заметил Билькинс.
Кроппс поднял бледное лицо. Но он не успел подать своей реплики. Билькинс оживленно сказал:
— Знаете что, старина? Отправляйтесь–ка вы
— Представляю себе, сэр, во что ей впоследствии это обойдется, — хихикнув, заметил Кроппс.
— Потому что вы это представляете себе яснее других, вы и стараетесь на всякий случай перестраховаться, — рассмеялся Билькинс.
— О, сэр!
— Ладно, не буду. Идите, мистер Кроппс, и скорее возвращайтесь. Я думаю, что теперь–то они понимают, как дорога каждая минута, и не станут слишком долго совещаться… Да хорошенько убедите их в том, что теперь я совершенно здоров.
— Есть, сэр.
5. ПЛОВУЧИЙ БЕДЛАМ
В помещениях «Наутилуса» не было слышно ничего, кроме гула моторов. Изредка сквозь звонкую тишину прорезался острый писк радиоискры. Жалобно вскрикивал несколько раз и потухал. Это Вебстер давал квитанцию в принятой засечке. После этого, путаясь ватными ногами, как пьяница, радист плелся к штурману и, склонившись над его плечом, жадно ждал момента, когда скрестятся пеленги, проведенные от береговых станций.
Вебстер видел только вздрагивающие пальцы штурмана. По мере того как все больше и больше к северу отходила точка пересечения тонких карандашных линий, пальцы дрожали сильней.
Сегодня на своей — третьей по счету — вахте Кроппс получил скрещение линий на 147° 25' восточной долготы и 84° 30' 22» северной широты. Это было на два градуса севернее и на три с половиной градуса западнее, чем в первую вахту вчера и в то же время на двадцать секунд южнее и на двадцать три с половиной минуты восточнее, чем сегодня же в первую вахту. Штурман безнадежно махнул рукой. Вебстер, шатаясь, побрел к себе в рубку. Его шаркающие шаги гулко разносились в железной тишине прохода. Со стороны рундуков доносилось тяжкое сопение. Иногда чей–то хриплый голос затягивал неразборчивую фразу.
Кроппс постарался скорее миновать темное пространство, занятое рундуками. Он шел по нему, оглядываясь по сторонам и шарахаясь от сопящих людей, как ребенок, путешествующий по страшным и таинственным дебрям темной комнаты.
В центральном посту Билькинса не было. Штурман застал его в каюте. Занятый упаковкой приборов, капитан не заметил Кроппса.
— Сэр… очередная засечка.
— И как? — не отрываясь от работы, спросил Билькинс.
— Взгляните сами.
Билькинс мельком глянул на карту и засмеялся.
— А вы что же, мой милый, разве ждете еще чего–нибудь утешительного?
— Как вас понимать, сэр?
— А так, мой дорогой, что, по–моему, если следует теперь о чем–либо позаботиться, так это о том, чтобы потомство получило возможно более подробные сведения о нашей гибели.
Билькинс принялся спокойно за дальнейшую работу. Он заботливо укладывал в футляры секстанты. Оборачивал ящики хронометров мягкими тряпками. Не обращал на Кроппса больше никакого внимания. Тот понуро сел в кресло.