Земля негодяев
Шрифт:
— Это глупость или лицемерие!
— А как все устроено у вас? — Ефиму становилось все интересней и интересней.
— Гораздо проще и эффективнее, можешь поверить! Нашим городом правит мой высокочтимый родитель, Господин Высокое Небо. Он карает и милует, управляет погодой и стихиями…
— Стихиями?! Ну, и как же он, например, гм… предотвратит наводнение?
— Оно просто не случится! — В голосе Лассы чувствовалась железная убежденность. — Я же объяснила тебе: в пределах Аристопала нет ничего неподвластного его воле.
— А в других городах?
— В каждом — свой хозяин; вот, например, ближайший, Джеппа. Им правит Господин Хрустальное
«Похоже, у них там, где бы это «там» ни находилось, что-то вроде городов-государств, — подумал Фима. — То-то я вспоминал самураев… Феодальные порядочки, города принадлежат знатным родам, а центральная власть — чисто номинальная или вовсе отсутствует».
— А теперь ты мне ответь: как ваш правитель контролирует всю эту огромную территорию? Как он меняет направления ветров, вызывает или прекращает дождь — неужели его «эго» так велико?
— Видишь ли, у нас нет этого вашего «эго»…
— Глупости, «эго» есть у всех! Это то, что отличает живое от неживого. Именно благодаря силе «эго» твое тело двигается и разговаривает; просто у тебя его слишком мало, как и у всех быдлян. Поэтому сделать вот такты не можешь…
С этими словами Ласса уставилась на Трикобыла. Пивник как раз наливал ей горячее молоко. Едва он закончил, кружка плавно поднялась в воздух, и описав дугу, опустилась на стол.
— Ну, так у нас точно никто не умеет: ни губернатор, ни даже президент! — убежденно заявил Фима. — Разве что Дэвид Копперфилд!
— Кто он такой?
— Просто фокусник, я пошутил…
— Никогда не шути в присутствии облеченных властью! — наставительно сказала Ласса. — Ты неплохой человек, Эффим, поэтому я не буду тебя наказывать — но ты лучше запомни это правило…
— Так здешние обитатели неспособны выплеснуть свое «эго» за пределы тела? Даже правители? — вступил в беседу новый голос.
Марикс тоже проснулся и теперь стоял в дверном проеме, зевая во весь рот.
— Очень интересно! Тебе не кажется, сестрица, что это открывает перед нами весьма заманчивые перспективы?
II
СОЛНЦЕ АРИСТОПАЛА
Неспешно и величаво колышутся водоросли: пузырчатые, сочно-зеленые ленты многометровой длины — и другие, красновато-коричневые, со множеством тонких веточек, образующих шарообразную крону. Вода здесь пресная, но, несмотря на это, морские формы жизни чувствуют себя превосходно. Актинии — каждая толщиной со столетний дуб, но всего несколько метров высотой — раскинули розовые полупрозрачные щупальца. На кромках бородатых скал прилепились губки — высокие, бледно-желтые фужеры. Они плавно сокращаются, и стайки мальков водят вокруг хороводы, переливаясь всеми оттенками спектра. Жгучие солнечные лучи, проникая сквозь толщу вод, теряют свою губительную силу; теплые блики лениво играют в пятнашки среди мелких песчаных дюн. Это место чем-то похоже на исполинский аквариум — причудливый рельеф, разнообразие форм и расцветок соперничает по красоте с коралловыми атоллами теплых морей. Неоновые искры креветок пронзают зеленоватый сумрак гротов, а над вершинами скал парят, раскинув крылья-плавники, гигантские манты…
Картины подводного мира расплылись и исчезли. Вместе с пробуждением пришли дискомфорт и боль. Ныла голова, дергало больной голеностоп, саднила кожа на лбу и тыльных сторонах ладоней — надо сказать, весьма ощутимо. То, на чем он лежал, шуршало при каждом движении. Где-то неподалеку раздавались
— Твоя не вставай, твоя плохо вставай! Твоя болеет, однако…
— Где я? Что с глазами?! — прохрипел Гаргулов.
— Моя глаголик хорошо говори не знай… Твоя отдыхай пока, день есть, — ответил заботливый голос и прибавил: — Твоя глаза потеряй нету, мала-мала лечи — снова хорошо смотри… Твоя умный? Тогда повязка снимай нету!
Сан Саныч угомонился, поворочался немного, устраиваясь удобнее… Судя по ощущениям, постель представляла собой мешок из грубой ткани, наполненный чем-то мягким, но очень шуршливым — вроде скомканной бумаги. Импровизированный матрас лежал прямо на полу, тянуло легким сквознячком. Впрочем, это было весьма кстати: вокруг царила одуряющая тропическая жара; обоняние периодически тревожили густые незнакомые ароматы.
Будучи человеком милицейским, Сан Саныч привык получать ответы на свои вопросы. Старик (Гаргулов судил о возрасте собеседника по голосу) куда-то ушел, по крайней мере, на его зов никто не откликнулся. «Ладно, подобьем бабки, — размышлял капитан. — Слезли мы с этого чертова поезда незнамо где. Место — никогда про такие не слыхал… Но главное, где это я ухитрился обжечься, да еще и глаза спалить?!» Он помнил встречу с самоходной телегой, водителя, невесть зачем расстрелявшего странных птиц… Стоп! Вот она, нелепая деталь, которую поначалу не мог осознать разум. Голову каждой твари венчало приспособление из тонких стальных спиц, прижимающее к глазам темные стекла в оправе, — ни дать ни взять противосолнечные очки, специально сконструированные для этих пернатых. И стрелок, чье облачение защищает тело от макушки до пят, несмотря на жару — ни клочка голой кожи… И реплика старика, «твоя отдыхай пока — день есть». Что он хотел сказать? Отдыхай, пока день; так, что ли? Здесь принято отдыхать днем?
Гаргулов глубоко вздохнул. Логика — штука мощная, с ней не поспоришь, но слишком уж невероятным был напрашивающийся ответ. Если начальные предпосылки верны, то в этом… месте (где бы оно ни находилось), солнце чрезвычайно активно, открытые участки кожи обгорают до волдырей меньше чем за минуту… Капитан резко сел. Дурко! Проклятый оболтус, сгорит же! То есть — уже сгорел… Наверное. А может, и нет. Дуракам, как известно, везет…
— Эй! Послушай…
— Твоя много говори не надо! Солнце скоро садись, мала-мала пей, мала-мала кушай — Кван приходи есть.
— Какое там «кушай» — я же не вижу ничего! — недовольно буркнул Сан Саныч.
— Моя твоя помогай! — Собеседник мелко рассмеялся, и Гаргулов почувствовал, как в руку ему тычется миска.
Пахнуло вареной рыбой. В посудине оказалась уха — густая и фантастически вкусная, но запивать трапезу пришлось горьким травяным настоем.
— Твоя пей надо, плевать плохо, однако! — уговаривал невидимый компаньон. — Твоя мала-мала пей, мала-мала лечи! Хорошо пей — хорошо лечи, потом болей нету!