Земля негодяев
Шрифт:
Разбудил его Неуловимый Джо. Юнец самым бесцеремонным образом тряс блюстителя закона.
— Ну?! — недовольно проворчал Гаргулов.
— Шериф, да ты погляди! — В шалых глазах Джо плескался восторг.
— Ты за каким лешим меня поднял?! Ну, степь… Быки какие-то пасутся…
— Это же прерии! — В голосе Джо звучало благоговение. — Настоящие, с бизонами…
— Ага, сейчас еще индейцы выскочат… В перьях! — хмыкнул Сан Саныч. — Слушай, не беспокой меня больше по пустякам, идет?
— Хороши пустяки… — буркнул Джо, впрочем, его глаза вскоре начали слипаться, и юнец задрых, скрючившись на сиденье.
Гаргулов то погружался в сон, то выныривал из мягких теплых облаков забытья, поглядывая в окно. Сумбурные обрывки сновидений мешались с пейзажами, один
Проснулся он от громкого металлического лязга. Судя по ощущениям, состав сбавлял ход. В вагоне царил сумрак. Капитан не сразу понял, что же случилось: в окнах, меж двойных стекол, упали тяжелые металлические заслонки, разом перекрыв свет. Неуловимого Джо нигде не было. «Отправился-таки искать на свою жопу приключений, засранец!» Гаргулов выскочил в тамбур, заглянул в соседний вагон… Состав тормозил. Остановка… На самой грани восприятия капитан уловил слабый металлический хлопок за пару вагонов от него и чуть слышное шуршание гравия. Сан Саныч распахнул дверь. Ярчайший солнечный свет резанул глаза. Волна горячего воздуха проникла внутрь, неся с собой дразнящие тропические ароматы. Сквозь выступившие на глазах слезы капитан успел заметить спину Неуловимого Джо и затянутые в джинсу тощие конечности, исчезающие среди сочной зелени.
— Стоять!!! — взревел Гаргулов и спрыгнул на насыпь. Солнце палило вовсю. Щурясь от слепящего сияния, Сан Саныч нырнул в густую листву. Неуловимый Джо бежал по узкой тропинке, ветви деревьев смыкались над ней, образуя изумрудный тоннель. Среди незнакомой растительности проглядывали постройки, но у капитана не было времени разглядывать их. Проклятый Дурко набрал приличную скорость. Гаргулов прилагал все усилия, чтобы не отстать. Он чувствовал, как между лопаток струится пот. Ну и жара, градусов сорок, наверное… Юнец скрылся за поворотом. Гаргулов прибавил темп — но тут нога его подвернулась. В голеностопе вспыхнула нестерпимая боль, и Сан Саныч повалился наземь, скрипя зубами, чтоб не заорать во всю глотку. Тропинка выходила прямо на мощеную светлым камнем улицу. Когда первая, самая сильная боль отхлынула, Гаргулов неловко поднялся на ноги.
— Дурко! Стой, оболтус! Какого лешего ты творишь?! — хрипло заорал он вслед удаляющемуся Джо. Юнец даже не обернулся; спустя мгновение он исчез в гуще листвы… Сан Саныч злобно выматерился, коротко глянул вверх и тут же зажмурился: солнце было почти в зените. Тяжкий зной обрушивался наземь подобно кузнечному молоту.
Отчаянно хромая, капитан добрался до стены ближайшего дома и присел в тени. Воздух стеклянисто колебался, искажая даль; там что-то двигалось — большое и непонятное. Спустя пару минут темное пятно приблизилось, обретя вполне конкретные очертания. Транспортное средство — назвать его автомобилем не поворачивался язык — больше всего походило на гибрид паровоза с трактором. Позади открытой кабины располагался дощатый кузов, заваленный выше бортов туго набитыми мешками. Спереди имелся некий агрегат, увенчанный высокой медной трубой — оттуда вовсю валил дым. Поравнявшись с Гаргуловым, водитель потянул рычаг, и повозка, с шипением выплюнув струю пара, остановилась. Абориген и Сан Саныч с изумлением уставились друг на друга. Странное одеяние аборигена — не то кимоно ниндзя, не то костюм пчеловода, — по всей видимости, было некогда черным, но ткань успела выцвести до невнятного рыжевато-серого оттенка. Голову незнакомца венчала шляпа, пришитая к ее полям плотная кисея заправлялась в ворот куртки. На руках красовались перчатки с раструбами — и это в такую-то жару! Капитан вытер со лба пот, козырнул и постарался принять официальный вид.
— Здравия же…
Слова
Человека, расстрелявшего птиц, звали Кван. Он не слишком-то ловко владел своим оружием: последний выстрел не попал в цель, и пуля, срикошетив от стены, совершенно случайно контузила доблестного капитана. Но Сан Саныч, понятное дело, знать всего этого не мог.
— Ну и дела! — ошеломленно помотал головой Фима. — Фантастика! Знаете, э-э, Трикобыл, если бы я не почувствовал силу этого мальчика на себе — ни за что бы вам не поверил! Но вот вы, все трое, у меня в гостях; я могу вас видеть, могу дотронуться…
Трикобыл напряженно улыбнулся. Ефим Альшиц пришел в себя незадолго до рассвета — таинственный гипноз к тому времени сильно ослаб, а потом и вовсе перестал действовать. Пивник проснулся сразу, стоило Фиме пошевелиться, — слух у толстяка был прямо-таки кошачий. Сперва он вел себя настороженно, впрочем, на Фимины вопросы отвечал охотно — и человек неправильной национальности не преминул этим воспользоваться, хотя от речей пивника ум заходил за разум… Надо сказать, любопытство было одной из главных черт Фиминого характера. Здесь, в глуши, он начинал страдать от информационного голода. Поначалу это почти не ощущалось, заботы и хлопоты обустройства на новом месте занимали все свободное время. Но теперь, когда жизнь более-менее наладилась (да что там — очень хорошо наладилась, дай бог всякому такую работу и жилье в двадцать пять с небольшим), Фима все чаще ловил себя на приступах легкой ностальгии по насыщенной событиями жизни. Общение с противоположным полом помогало лишь отчасти. К тому же Фима знал: и тощая, слегка увядшая Раечка, шефова секретарша, и любвеобильная грудастая Натаха из скобяной лавки не смогут завоевать его сердце. Эти барышни были для него лишь полустанками на долгом пути к личному счастью — весьма приятными полустанками, спору нет, но никак не станцией назначения…
— В общем так, Трикобыл. Жить можете у меня, пока забесплатно… Ну, если останетесь надолго — помогу с работой. Соседям я скажу, мол, приехали родственники, дядька мой с племяшами. Так что детей предупредите. Да, знаете — надо что-то делать с их манерами… — Фима покосился на дверь спальни. — Вы ведь не хотите привлекать к себе лишнего внимания, я правильно понял? Значит, придется им кое-что усвоить…
Пивник горестно вздохнул.
— Поймите, Эффим, они — отпрыски Господина Высокое Небо…
— Трикобыл, — мягко улыбнулся Фима, — прежде чем я начну понимать, о чем идет речь… Вам очень многое придется мне рассказать, да. Вот например, этот Господин Высокое Небо… Я так понимаю, он какой-то начальник?
— Да нет же! — Трикобыл отчаянно замотал головой. — Ох, никогда б не подумал, что объяснять простые вещи настолько трудно! Господин Высокое Небо не относится к быдлянам, и его высокородные отпрыски тоже, неужели вы не видите!
— Не вижу что?