Земля незнаемая. Зори лютые

Тумасов Борис Евгеньевич

Игнаша плечами пожал:

— Обличьем не видный и по-нашему слова молвить не может. — И, подражая отцу, закончил: — Дай срок, поглядим, какая такая птица — немец.

* * *

На Крещенье появились в Москве литовские послы. Время праздничное, гулевое. Эвона сколь на Москве народу! Пробиралось Сигизмундово посольство по шумному городу, удивлялось. На улицах и площадях качели до небес, под стенами Кремля торг веселый, а на реке, в проруби, храбрецы окунаются, ледяную купель принимают.

Поселились литовцы в гостевом дворе, что на Арбате, чуть поодаль от центра Москвы.

Зимой гостевые дворы пустуют, купцов заезжих из чужих земель не так много. Но в гостевых хороминах чисто и тепло, печи день и ночь горят.

Посол Сигизмундов, пан Николай Радзивилл, сокрушался: загуляет московский князь и бояре его, сидеть тут литовскому посольству невесть сколько.

Однако великий князь Василий литовских послов в Москве не томил, неделя после праздника не прошла, как собрал бояр на думу. В Грановитую палату сходились князья и бояре важные, родовитые, усаживались всяк на своем месте молчком да сопком, слова не промолвят, допрежь ум свой не кажут.

За Дмитрием Ивановичем, братом Василия, место пустует, князь Семен Курбский в Литве. Чуть ниже Курбского надлежит Даниилу Щене сидеть. У них с князем Семеном за место давний спор. Щеня свой род считает от Рюриковичей и никак не может смириться, что ниже Семена усажен. За Щеней места князей Воротынского, Одоевского, Дмитрия Вельского, брата воеводы Ивана Вельского, убитого под Казанью.

На нынешнюю думу князь Щеня пришел перед самым выходом великого князя. Гордо пронес седую голову через Грановитую палату, боярам поклоны отвесил степенно, умостился чуть ли не рядом с Дмитрием Ивановичем. Боярин Твердя хихикнул, толкнул локтем Версеня:

— Зри, Иван Микитич, как Щеня прильнул к Дмитрию, встрял не в свое место.

— Кхе, кхе, — затрясся в мелком смешке Версень. — Поглядим ужо, как князь Семен по приезде возьмет его за бороду.

Маленький тщедушный митрополит Варлаам появился незаметно. Опираясь на посох, увенчанный серебряным крестом, пересек палату. У него место особое, по левую руку от великого князя.

Вслед за Варлаамом вошел и Василий, вступил на помост, обвел всех быстрым взглядом и только после этого уселся в обитое темным бархатом кресло из красного дерева, заговорил:

— Князья и бояре мои думные, созвал я вас не по праздному случаю, а по делу важному, государственному.

Охрипший от недавней простуды голос Василия сиплый. Бояре слушают, замерли. Митрополит Варлаам, туговатый на правое ухо, голову к помосту поворотил, ладонь к левому уху приставил. Твердя рот открыл, ворон ловит, а Версеня не поймешь, то ли на великого князя глядит, то ли на оружничего Лизуту.

— Будет вам ведомо, что князь Семен Курбский из Литвы нам весть подал. Не радостная она. Со смертью брата нашего, великого князя Литовского Александра, сел на великое княжение король Польский Сигизмунд. Снова шляхта почла притеснять вдову Александрову, сестру мою Елену, к вере латинской склонять.

Василий перевел дух, покосился на митрополита. Варлаам покачал головой, возмущенно выкрикнул:

— Не смеют!

Другие подхватили:

— Не дадим в обиду!

Поднял руку Василий, утихомирил бояр.

— Ныне вот Сигизмунд послов своих заслал, — сказал он.

— Выслушать, что за речь у них, с чем припожаловали! — пристукнул посохом князь Бельский.

— Пусть выскажут, — поддержал его князь Одоевский.

— Вели войти послам, — приказал Василий боярину Роману.

Дворецкий распахнул дверь, впустил послов. Они вошли гуськом. Впереди пан Николай Радзивилл, старый, грузный виленский воевода. Отвесили поклоны, Радзивилл заговорил:

— Великий князь и государь, король наш и великий князь Александр скончался…

— То нам ведомо, — недовольно прервал Василий.

Радзивилл будто не заметил резкости великого князя.

— Посольство наше от короля и великого князя Сигизмунда. Ведомо тебе, великий князь, что дед твой, великий князь Василий Васильевич, и король Казимир о вечном мире урядились. А по оному обязались они не забирать друг у друга ни земель, ни вод. И тот договор ни король Казимир, ни король Александр не нарушали, а порушен он с вашей, Московской, стороны отцом твоим Иваном Васильевичем. Ныне же, когда правда короля нашего и великого князя Сигизмунда всему свету известна, взывает король к уступке тобой всех литовских городов и волостей. И еще просит освободить тех полоненных воинов, что в московских землях держатся. Не доводи, великий князь, крови христианской пролиться.

Замерли бояре. Но вот закончил Радзивилл, и заговорил Василий. Глаза гневные, голос суровый:

— Мы городов, волостей, земель и вед Сигизмундовых, его отчин никаких за собой не держим, а держим с Божиею волею города и волости, земли и воды, свою отчину, чем нас пожаловал и благословил отец наш, государь и великий князь Иван Васильевич и что вам дал Бог, а от прародителей наших и вся Русская земля — наша отчина. А что в крови христианской стращаете нас, то передайте королю вашему, как отец наш, и мы брату нашему и зятю Александру присягу давали на перемирных грамотах, а с Сигизмундом перемирия не было. Если же хочет ваш король с нами мира и доброго согласия, то и мы его хотим. Да пусть не творит он нам обид, не разоряет наши брянские земли да купцам обид не чинит, как то творил с купцами из многих наших земель. Будет ино такое, мы на него управу сыщем.

Василий откинулся в кресле. В темных, глубоко посаженных глазах гнев уступил лукавству.

— Отпуская вас, хочу еще напомнить, чтоб король Сигизмунд не чинил обид сестре моей и жене покойного короля Александра, королеве Елене, в вере греческой не притеснял.

Дождавшись, когда послы покинули Грановитую палату, Василий снова заговорил:

— Слышали, бояре, послов речи? Пугать вас вздумали. О том и князь Семен Курбский уведомляет. Сигизмунд шляхту на сейм скликал, я там за войну с вами ратовали. Еще князь Семен передал письмо маршалка литовского Михайлы Глинского. Пишет он, что Сигизмунд засылал посольство к магистру ливонскому Плетенбергу. Его к союзу на нас подбивал. Но орденский магистр от того уклонился.

Зашумели бояре возмущенно, загалдели:

— Покарать Сигизмундишку!

— Проучить, чтоб впредь неповадно было!

Версень вознамерился слово вставить против, но тут митрополит голос подал:

— Благословенны будьте!

Василий выждал, пока бояре выкричатся, поутихнут.

— И я тако же мыслю, князья и бояре. Пора нам напомнить Сигизмунду, что искони наши города Смоленск и Минск да колыбель россиян древний Киев с иными городами все еще за Литвой. Почнем, князья и бояре, воинство свое готовить, дружины наши. А воеводами, мыслю я, пошлем на Литву Василия Шемячича с Яковом Захарьевичем. Буде потребно еще, в подмогу им дадим полки из Новгорода и Великих Лук… И еще чего хочу сказать вам, бояре, воеводой новгородским посылаю я князя Данилу Щеню.