Земля Санникова (илл. Г. Никольского)
Шрифт:
– Молния белых колдунов поразила нашего шамана за то, что он призывал нас сделать им зло! Они могущественны, и мы не можем бороться с ними. Так предсказывал великий шаман, приведший наших предков на эту землю… Уберите мертвого из огня!
Жуткое соседство
После выстрела Горохов пустился бежать, рассчитывая на то, что онкилоны, растерявшись, не сразу организуют погоню, а наступившая ночь позволит ему скрыться – в крайнем случае опять на дереве. По кустам он выбежал на тропу, по которой пришел днем, и не останавливался, пока не различил тополь, на котором оставил свое имущество и собаку. Если есть
Он остановился и прислушался; сначала все было тихо, но затем послышались голоса и вдали замелькали огни; очевидно, онкилоны с факелами гнались за ним. Недолго думая Горохов влез на дерево и стал поднимать свое имущество выше. Всего больше хлопот доставила Пеструха, которая не могла сидеть спокойно на какой-нибудь развилине; пришлось наладить берестянку на двух толстых сучьях, а собаку и котомку положить в нее. Едва он справился с этим делом, как на тропе вблизи тополя появились несколько онкилонов с факелами, а правее и левее видны были другие. Миновав дерево, онкилоны вскоре напали на ясный след, оставленный берестянкой на мокрой земле и траве, и с криками радости, подозвав к себе остальных, побежали по этому следу, надеясь догнать беглеца.
Горохов поужинал копченой птицей, накормил собаку, выкурил трубку, а онкилоны все не возвращались с безуспешной погони. Его стало клонить ко сну, и он решил вздремнуть до восхода луны; привязал себя к стволу, у которого сидел на суке, и заснул.
Его разбудило сильное раскачивание дерева. Он чуть не потерял равновесие и, если бы не привязь, свалился бы вниз; пришлось держать обеими руками и берестянку с ее грузом. Горохов не понимал, что такое происходит: кругом все грохотало и гудело, а на небе светила давно поднявшаяся луна; видно было, как раскачиваются и все соседние деревья, а ветра не было. Наконец он догадался, что опять трясется земля. Оглянувшись случайно на север, он увидел, что там, где-то очень близко, происходит что-то ужасное: из-за леса появились клубы белого и черного дыма, поднимавшиеся к небу, и оттуда донесся такой грохот, что зазвенело в ушах, а потом пахнуло жгучим ветром, от которого захватило дыхание.
– Царица небесная, что там деется?! Земля рвется, огонь выходит! – взмолился Горохов. – Бежать, бежать надо на воду!
С трудом он стал спускать вниз по очереди котомку, берестянку и собаку, потому что дерево все время качалось. На земле едва можно было устоять на ногах. Шатаясь точно пьяный, Горохов потащил берестянку по земле, а затем и по мелкой воде. Время от времени то справа, то слева что-то падало в воду, ломая ветви деревьев. Грохот не утихал, воздух становился все горячее и удушливее.
Наконец вода позволила сесть в лодку, и беглец начал отдаляться быстрее от места катастрофы. Выехав на большую поляну, он увидел на севере зарево на фоне клубов дыма и красные молнии, прорезавшие последние то тут, то там.
«Пропадают, видно, бедные онкилоны в том аду! – подумал он. – И опять валят все на белых колдунов – убили шамана, а потом и весь народ губят».
Мелкая вода волновалась слегка, но чем больше становилась глубина, тем сильнее было волнение, и берестянку бросало из стороны в сторону. Проплыв с десяток километров, Горохов выбился из сил и решил искать где-нибудь приюта до рассвета. На краю большой поляны, на которой особенно шумели волны, он заметил вблизи остов землянки, поднимавшийся над водой; землетрясение еще до потопа разрушило откосы, но центральные четыре столба с настилом крыши на них устояли, так как были закопаны в землю и связаны перекладинами. Эта платформа стояла почти на метр выше воды, и волны не заливали ее.
«Вот место для отдыха!» – подумал беглец и направил берестянку к платформе. С трудом он выложил имущество, высадил собаку наверх, вылез сам и вытащил свою легкую посудину. Разостлав одеяло на мокрый дерн крыши, он немедленно уснул, несмотря на грохот, доносившийся с севера, и на шум волн.
Он проснулся на рассвете и стал осматриваться, ориентируясь для продолжения плавания. За ночь вода успокоилась, и только мелкая рябь по временам подергивала зеркало озера. По соседству над последним поднимался второй островок, в виде зеленого холмика. По высокому тополю вблизи него Горохов узнал землянку свою и своих товарищей; на тополе он спасся в ночь бегства; сам он провел ночь на остатках землянки Амнундака.
Наскоро поев, якут спустил лодку на воду и позвал Пеструху, чтобы посадить и ее. Собака стояла возле дымового отверстия в середине этой платформы, смотрела в воду и визжала.
– Что ты увидел там, пес: рыбу, что ли? – спросил Горохов и подошел, чтобы взять собаку, не желавшую сходить с места.
Взглянув в дымовое отверстие, он вздрогнул: из воды были видны пальцы двух человеческих рук возле одного из столбов платформы.
– Господи светы, тут кто-то утоп! – воскликнул он. – Что же он не вылез по столбу наверх?
На одном из пальцев блестело серебряное кольцо, показавшееся Горохову знакомым. У онкилонов серебряных колец не было, и только жены белых получили от своих мужей такие кольца и очень гордились ими.
– Ох, палачи, да это Раку! Прочие женщины были там, а старый пес сказал, что они изменницу утопили.
Горохов спустился в лодку и подплыл к столбу, у которого были видны руки; оказалось, что кисти крепко привязаны ремнем к столбу. Он перерезал ремень потянул за окоченевшую кисть – над водой медленно и поднялась рука, потом появились волосы и наконец лицо с раскрытыми глазами; эти глаза, как бы полные слез, смотрели на якута с укором. Он вскрикнул и отшатнулся; кисть утопленницы выскользнула у него из рук, и голова исчезла в мутной воде; но вслед за ней исчезла и рука – труп погрузился на дно.
«Несчастная! – подумал якут. – Они ее привязали на ночь к столбу, чтобы она не убежала ко мне, а потом, когда пришла вода, ее забыли в землянке или нарочно оставили, и она утонула».
Он представил себе, что должна была испытать Раку, когда вода ворвалась в землянку и стала подниматься все выше и выше по ее телу; как она извивалась и звала на помощь, а ответом был только плеск воды в жуткой темноте ночи; как вода поднялась до груди, до шеи, до рта и залила наконец горло, издававшее последний призыв. А он был сначала тут поблизости и свободно мог ее спасти, как только онкилоны ушли. Но она, вероятно, начала кричать, только когда вода проникла в землянку, а он в это время уже плыл по озеру.
Ему захотелось вытащить тело и похоронить его где-нибудь; но багра у него не было, да и хоронить пришлось бы разве в снегах за котловиной. Удрученный, он посадил Пеструху, теперь повиновавшуюся зову, взял вещи и поплыл на юг. Он греб усиленно, надеясь еще догнать товарищей, и берестянка летела стрелой по спокойной, глубокой воде озер и каналов.
Вот впереди показалась окраина котловины с выделявшимися на черном фоне утесов белыми сугробами. А на севере все время клубились белые и черные тучи, и по временам оттуда доносился грохот взрывов.