Шрифт:
1
Над непокрытой пегой головой старца, на крепкой руке с плетью, распустив крыла, восседал филин, и огненный птичий взор был глубок и бесконечен, как вечность…
Спички выпали из рук Мамонта, коробок, будто камешек, ушел в рыхлый снег. Инга ликовала, совершенно забыв, что стоит босая.
– Смотри! Человек! Это человек!
– Атенон, – выдохнул Мамонт. – Великий Гой…
– Что? Что ты говоришь? – Она трясла его за руку. – Ты знаешь его? Ты знаешь этого человека?
Владыка Святых Гор приближался медленно,
– Он – добрый? Он не сделает зла? Мне страшно, слышишь? Страшно.
– Не бойся, – вымолвил он. – Это Святогор, прикосновение к вечности… Видишь, птица над головой?
– Где – птица? Какая птица?..
– Филин! На руке… Знак высшего разума и власти. И свеча!
– Не вижу… свечи! – Инга дрожала. – И птицы не вижу…
– Потому что ты слепая! Открой глаза!
– Мамонт!.. Это же тень, какая-то фигура…
Он шагнул навстречу Атенону, воздел руки.
– Ура! Я Странник!
Владыка остановился, отвел свечу от лица. Оставалось не больше десятка метров, ясно различался зеленоватый огонь птичьих глаз, свисающие крылья, изморозь на пегой бороде…
– Это же… не человек, Мамонт! – в страхе зашептала Инга, цепляясь за одежду. – Зверь… Чудовище!
Атенон вдруг развернулся и направился в гору, будто предлагая тем самым следовать за ним. Мамонт пошел, однако спутница ухватила руку, рванула назад.
– Не ходи! Прошу тебя!
Он попытался стряхнуть ее и, когда не получилось, чуть ли не волоком потащил за собой по снегу. Инга выпустила руку, но не сдалась, забежала вперед и кошкой прыгнула ему навстречу, ударив головой в лицо.
– Стой! – внезапно прорезался и зазвенел ее голос. – Не пущу!
Мамонт не почувствовал боли, однако ощутил горячую кровь, хлынувшую из разбитого носа. Свет в руке Атенона померк. Он обернулся, поджидая Странника, и внезапно обратился в косматое чудовище с пылающим взором круглых птичьих глаз. Заиндевелая на холоде шерсть покрывала его с головы до ног…
– Мамонт, миленький, не ходи! – уже молила Инга, повиснув на шее.
Преображение было настолько внезапным, что образ Владыки Святых Гор еще стоял перед глазами, сдваиваясь с человекообразным существом. Мамонт взял горсть снега, утер лицо, размазывая кровь. Сознание медленно возвращало его в реальность, отзываясь в затылке похмельной головной болью. Он просунул руку под фуфайку, непослушными, скрюченными пальцами нащупал пистолет. Снежный человек слегка присел и вроде бы оскалился.
– Зямщиц! – позвал Мамонт. – Почему ты ходишь за мной?
Он был не уверен, что это существо – тот самый несчастный Зямщиц, выпущенный Дарой на Алтае. Этот был на голову выше и шире в плечах. Услышав голос, он сделал мягкий скачок вперед, словно пугая странников, и, помедлив, пошел вокруг них. Мамонт отвел рукой Ингу и взвел курок.
– Уходи!
Выстрел треснул негромко, но откликнулся в горах раскатистым, звучным эхом.
Он не боялся выстрелов, поскольку так же мягко присел, сунул руку в снег и поднял камень размером с человеческую голову.
– Не стреляй, – вдруг попросила Инга и шагнула вперед. – Что тебе нужно? Кто ты?.. Мы не хотим тебе зла, уходи от нас.
Мамонт держал его голову под прицелом, любое движение рукой с камнем – и разнес бы ему череп; с десяти метров не промахнешься.
Снежный человек попятился, однако не выпустил булыжника.
– Иди, ну иди же! – поторапливала Инга, медленно наступая. – И больше не приходи к нам, если не хочешь сказать, что тебе нужно.
Когда между ними осталось метра четыре, мохнатый скиталец медленно развернулся и подался в гору, безбоязненно подставляя широкую спину под выстрел. По пути выбросил камень и оглянулся, неприятно блеснув своим нечеловеческим взором. Несколько минут его высокая фигура маячила на фоне белеющего снега, пока не растворилась среди темных пятен высоких камней.
– А я замерзаю, – вдруг просто сказала Инга и села в сугроб.
Она сама была как снежный человек, босая, и снег уже не таял на ее ступнях. Мамонт расстегнул фуфайку, поднял свитер и просунул ее ноги к себе под мышки. Будто положил два ледяных камня…
– Ничего, – пробормотал он сквозь зубы. – Сейчас согрею…
Согнув ее пополам, он подхватил Ингу с земли и понес к куче заготовленных и уложенных для костра дров.
– Ноги не чувствуют тепла, – сказала она. – И кажется, ты ледяной.
– У тебя есть спички? – безнадежно спросил Мамонт. – Я где-то уронил коробок…
– Спички давно кончились, – со вздохом проговорила Инга. – Я поддерживала огонь…
Не выпуская ее из рук – под мышками уже ломило от холода, – он встал на колени и принялся ощупывать снег возле дров: где-то здесь выпали спички… Впрочем, минутное затмение разума напрочь отключило сознание, и свет от свечи, рожденный воображением, спасительный и вожделенный, грел в этот миг жарче всякого костра. Он перелопачивал снег до тех пор, пока тот не перестал таять на руках.
– Говорят, смерть от холода приятна, – сообщила Инга. – Надо только обняться покрепче и закрыть глаза…
– Прекрати! – Он ударил ее по лицу деревянной ладонью – голова мотнулась. – Ни слова о смерти!
– Нас найдут весной, когда растает снег, – продолжала она. – Если это чудовище не съест или звери…
– Язык отрежу! – рявкнул он, наливаясь злобой. – Где спички?! Где я уронил спички?!
– Не знаю… Не заметила.
Мамонт сунул пальцы в рот, пытаясь отогреть и вернуть им чувствительность. Снег вокруг кучи дров был уже истоптан ногами и коленями, перемешан; искать сейчас маленький коробок – все равно что искать иголку в сене. Если бы еще не ноша, висящая на груди и ледяными ногами холодящая легкие и сердце!..