Земля - Сортировочная
Шрифт:
– Смерть, - твердо сказал Орленко.
– Смерть, - повторили Колька Меркин и Израиль Наумович Ниппель.
– Смерть!
– прозвучало из уст Копытина и Огрейко.
– Смерть… - прошептал Пантелеев.
– Смерть и забвение!
– произнес Дрищенко.
– Воля ваша… - вымолвил Половинкин.
– Убивайте… Но помните, сволочи, что вам за меня придется крепко заплатить!…
Слесари молча вынули из карманов детские пистолеты (без присосок, потому что в наших «хозтова-рах» запасных не продавали, а те, что были сразу, сразу и потерялись) и нацелили их
– По врагу и предателю… - скомандовал Орленко, - огонь!
И тут за депо взвыл Иркутский экспресс. Его вой прокатился тайфуном, и в этом бурлящем, сотрясающем потоке я ничего не услышал - лишь полыхнула бледная вспышка, и Половинкин медленно повалился в крапиву.
Настала такая тишина, словно меня треснули по башке. Но секунду спустя Иркутский экспресс снова завопил, будто его разрывали на куски, и я что было сил помчался прочь с этого места к единственному человеку, который еще мог удержать бандитов, - к участковому лейтенанту Лубянкину.
P . S . В этой главе подтекса нет, а есь обман.
ГЛАВА 5
В нашей Сортировке всего два красных флага - над поссоветом и на доме у Лубянкина. Над поссоветом флаг истрепанный, выгоревший, а у Лубянкина его жена тетя Тоня каждый год к седьмому ноября меняет старый флаг на новый. Из политических атрибутов у Лубянкина дома еще есть портрет Сталина и какая-то грамота в рамке под стеклом.
Все у нас говорят, что из старых флагов тетя Тоня шьет мужу нижнее белье. Только удостовериться в этом никому не удавалось. В нашу общественную баню Лубянкин не ходит, потому что считает, что представитель власти обязан быть уже высшим существом. Даже на огороде он копается хоть и без фуражки, но в форменных брюках и кителе. В детстве я думал, что Лубянкин совсем особенный человек. Однажды я целый день (только обедать домой ходил) просидел в лопухах за уборной Лубянкина. Я хотел проверить, человек он или нет. Нет, решил я тогда, не человек. Человек не может целый день есть, пить и больше ничего не делать. Один лишь Леха Коробкин сумел развеять миф о Лубян-кине, когда на своем мотоцикле врезался в его баню, - и Лубянкин выскочил наружу в одной мыльной пене на голое тело.
Хозяйство свое Лубянкин вел исправно, и порядок у него был образцовый. Из передвижного имущества у него имелось: мотоцикл «Хорьх» (очень старый, списанный со службы и отремонтированный Лубянкиным самолично), корова Пролетарка, котенок Васька (купленный для ловли мышей в подполе за 15 копеек на прошлой неделе у алкаша Сморыгина), свинья Зинка и кабан Враг Народа. Жена Лубянкина тетя Тоня была очень хорошей тетенькой, но какой-то мелкой и суетливой. Продавщица Бескудникова из «промтоваров» признавалась, что за всю ее работу Тонька Лубянкина не давала ей денег бумажками, а все только мелочью, хоть десять рублей. И в доме у Лубянкина
Подходя к дому, я увидел, как на скамеечке у низенького заборчика и вокруг по всему двору стоят горшочки и баночки с цветами и рассадой. Я прошел мимо них, взлетел на крыльцо и открыл дверь.
Лубянкин сидел в большой комнате под картиной «Девятый вал», читал газету «Социалистическая индустрия» и гладил котенка Ваську у себя на коленях.
– Ты к кому?
– оглянувшись, удивленно спросил он.
– К вам, - запыхавшись, ответил я и сел на сундук напротив него.
– В чем дело?
– спросил он, откладывая газету.
Васька принялся бодать головой его заскорузлую, как подошва, ладонь.
Я перевел дыхание и сообщил:
– Вы только не пугайтесь… У нас мужики решили денежный поезд ограбить…
– Так. Прикрой дверь и сядь за стол, - строго велел мне Лубянкин и прихлопнул окошко, пока я бегал.
– Какой денежный поезд?
– спросил он, когда я вернулся и сел.
Я поскреб башку, соображая, как бы мне все это рассказать, и более-менее связно изложил все, что я слышал о поезде.
– Ну, - сурово согласился Лубянкин, - я еще давеча об этом знал.
– От кого?
– опешил я.
– От кого надо, - строго отрезал Лубянкин.
«И он тоже от тетки Меркиной…» - разочарованно понял я. Яркий костер моей страсти подернулся пеплом сомнения.
– Так что за мужики там в банде?
– профессионально начал выяснять Лубянкин.
– Фамилии, номера цехов, явки?
– Колька Меркин…- неуверенно выдал я.- И все «меченые»…
– Есть улики?
– Они… - И тут я похолодел от внезапно нахлынувшего воспоминания.
– Они… застрелили Поло-винкина!…
– Кого?!
– шепотом завопил Лубянкин, выпучив на меня свои шары.
Клянусь, что если бы они грохнули Ниппеля или Огрейко, он бы спросил: «Чего?!.» А тут его поразила именно жертва, именно то, что это - По-ловинкин!
– Половинкина?
– с искаженным лицом переспросил он.
– Ага, - обомлев, подтвердил я.
Лубянкин вскочил и забегал по комнате. Вдруг он остановился в дальнем углу, искоса глянул на меня и тихо спросил:
– Что, подловил, провокатор?
Я даже не понял, что он это мне говорит, и даже оглянулся по сторонам, а потом осторожно посмотрел в окно. И тут за сиренью в палисаднике я увидел, как по улице спокойно шагает убитый Половинкин в натуральном, так сказать, виде. Я повернулся обратно к Лубянкину, ничего не соображая.
– Вот ты и попался, знаменитый контрразведчик!… - медленно и злорадно сказал Лубянкин.
Я оцепенел. Мне снова захотелось оглянуться. Лубянкин не торопясь вынул из кармана пистолет и наставил его на меня.
– Руки вверх, мятежник, - велел он.
Я почувствовал, как руки сами собою поднялись у меня над головой.
– Кто руководил этим расстрелом?
– быстро спросил Лубянкин.
– Орленко, - пискнул я.
– Ага, вот ты где, майор Оллего, - кивнул Лубянкин.
– Узнаю почерк…