Земля Тре
Шрифт:
– Дальше, чем Двина? Там море...
Про это море сказывали бывалые новгородцы. Встречало оно гостей неласково, и из дальних походов к устьям Двины мало кто возвращался живым. А за тем морем, говорили, заканчивался свет и начинался страшный полунощный край, царство теней, куда человеку попасть - все равно что сойти в преисподнюю.
– Не море... За...
– Пяйвий, обжигаясь, хрустел цыпленком. Зубы крепкие, невольно подумал Глеб. Даром что заморыш - кости грызет, как пряники.
– За морем? Что же там?
– Земля Тре.
– Полунощный край?
Пяйвий пожал плечами:
– Долго добирался?
Пяйвий поднял измазанные жиром руки с растопыренными пальцами, показал: пять и еще три.
– Восемь... недель?
– Месяцев.
Глеб изумлялся все сильнее. Рассеянно глотая остывшую уху, соображал: за восемь месяцев можно до края света дотопать... Хотя что такое эта земля Тре? Край и есть.
– Неужто пешком шел?
– Пешком.
– А через море?
– Море... нет... Мимо.
– Махая в воздухе рукой, Пяйвий пытался объяснить.
– Есть берег. Большая суша.
– По берегу?
– Да. Карелы помогать. Дать лыжи, еда...
Глеб крякнул с сомнением.
– Один шел?
– Один...
Пяйвий вдруг помрачнел, будто вспомнил о чем-то неприятном, и ладонью медленно отодвинул от себя миску с недоеденным цыпленком.
– Что ж ты?
– сказал Глеб.
– Доедай.
– Не хочу...
За окном стемнело. Хозяйка прошла вдоль стен, погасила лучины и поставила на полки зажженные масляные плошки. Свет от них, рыжий и вязкий, как само масло, заполнил корчму, налип на низкий потолок, потек по некрашеным стенам.
Девка в красной поневе принесла кувшин с квасом и кружки. Глеб налил сперва Пяйвию, потом себе, стал медленно пить, глядя на странного гостя. Тот опорожнил кружку мелкими частыми глотками, попросил еще. " Глеб налил - не жалко - и спросил опять:
– Кто у тебя здесь? Родня?
– Нет...
Пяйвий посмотрел на него широко раскрытыми глазами, и Глеб увидел, как у него на ресницах пугающе быстро набухли блестящие капли. Одна из них сорвалась и, скатившись по щеке, угодила в кружку с квасом.
– Ты чего?
– спросил Глеб с тревогой. Пяйвий всхлипнул, и слезы покатились одна за одной.
– Говори же!
– Я... искать...
– Кого?
– Люди... смелый...
– Здесь много смелых.
– Глеб зачем-то потрогал лежавший рядом меч.
– Нет... Я был Новгород, там нет смелый...
– Неправда! Плохо искал.
– Я искал... я просил...
– О чем?
– Поехать... в землю... Тре...
Глеб передернул плечами. Гомон в корчме не утихал, а Пяйвий говорил тихо, со всхлипами. Может, послышалось?
– Куда, говоришь, поехать?
– В ЗЕМЛЮ ТРЕ.
Хорошие дела. Даже среди новгородских смельчаков немного найдется охотников для такого похода. Это не на Двину, не к морю Студеному - это дальше... дальше...
– А зачем тебе смелые люди?
Лицо Пяйвия застыло, даже слезы, показалось, враз высохли.
– Нельзя... Нельзя сказать.
– Почему?
– Нельзя. Пути не будет.
– Чудно ты говоришь. Не пойму я...
Глеб и вправду не понимал: этот странный парень восемь месяцев шел из своей холодной страны, чтобы здесь, на Руси, отыскать смелых людей и вернуться обратно - зачем? Неужели думал, что найдутся лихие головы, способные рвануть на край земли, не ведая, что их там ждет? Глупый... ох, глупый...
– Идем!
Глеб встал. Гремя ножнами, застегнул пояс, одернул собравшийся складками кафтан.
– Куда?
– потерянным голосом спросил Пяйвий.
– В Новгород. Конь крепкий, вдвоем доедем.
– Я был там. Я искал...
– Поищем вместе. Поехали!
Пяйвий покосился на затянутое темнотой окно.
– Ночью?
– Мне ждать некогда.
Гнедой конь неспешной рысцой трусил по лесной дороге. Под копытами похрустывала слежавшаяся пыль. Глеб не гнал - конь хоть и крепкий, но все-таки двое на спине... Пяйвий сидел сзади, обхватив тонкими руками широкий торс нового знакомого. Верст пять ехали в безмолвии. Над лесом, словно щербатая кринка, опрокинулась луна, пролив на деревья и на дорогу жидкую мутную сыворотку.
В полночь поднялся ветер. Справа и слева от пустынного шляха зловеще зашептала листва. Глеб, думая о своем, машинально пихнул пятками в теплые конские бока, и гнедой пошел быстрее.
Лунный свет задрожал, продираясь сквозь внезапно появившееся на небе клочковатое облачко. В придорожных кустах что-то щелкнуло, и перед лицом Глеба, задев опереньем лоб, пронеслась пущенная сильной рукой стрела.
Инстинкт сработал быстрее рассудка - Глеб дернулся назад, толкнул спиной Пяйвия, а руки сами собой натянули поводья. Гнедой сбился с шага, и тут же, перерезая дорогу, из кустов выскочили двое. Остроконечные тени, похожие на растопыренные когтистые лапы, хищно закачались перед лошадиной мордой. Глеб выдернул из ножен меч и краем глаза увидел, как на обочину выбежал третий - с луком и наложенной на тетиву стрелой. В голове заплясали мысли: успел сообразить, что стрелок, видать, не из опытных - стрелял без поправки на ветер, оттого и промазал. Но теперь-то - в упор!
– кто не попадет?.. Крикнул Пяйвию:
– В седло!
– а сам перекинул ногу через круп и прыгнул на стрелка, выставив вперед меч.
Падая, услышал, как во второй раз щелкнула тетива. Стрела взъерошила волосы на затылке и ушла в небо.
Клинок ткнулся в мягкое. Раздался хриплый вскрик, и Глеб ощутил под коленом дергающееся тело. Рывком подхватился на ноги, меч сам выскользнул из пронзенной груди стрелка.
– ...зади!
– услышал вопль Пяйвия, развернулся, словно флюгер на спице, и сшибся - меч в меч - со вторым противником.
Заливисто заржал гнедой. Отбив удар, Глеб зыркнул в сторону, увидел Пяйвия, перебравшегося в седло, и вместе с выдохом выбросил из горла крик:
– Гони!
Клинки лязгнули раз, другой. В полутьме Глеб не разбирал вражьего лица - видел только серое мельтешащее пятно. Выждав момент, резко пригнулся и сильным тычком снизу вверх всадил меч в подбородок чужака. Тот вскинул руки, в горле забулькало... а Глеб уже бился с третьим. До слуха сквозь натужное дыхание и звякание мечей донесся конский топот - Пяйвий мчался прочь от места схватки. Внезапно стук копыт прервался... мгновение... и возобновился опять но уже не отдаляясь, а приближаясь.