Земля Тре
Шрифт:
– Кто его знает, может, и промазал бы... Непутевый был мужик, ничего толком не умел.
Костер угасал. Пламя делалось все тоньше и тоньше, съеживалось, увядало и уже не рвалось стремительно вверх, а бестолково и отчаянно трепыхалось, прижимаясь к земле и облизывая последние догорающие головешки. А в небе, словно отнимая у костра силу, разгоралась розовая заря. Потоки света, текущие с востока, оттуда, где, невидимое за кронами деревьев, поднималось солнце, растапливали тьму, и она таяла, таяла, на глазах ветшая и расползаясь
Коста затянул котомку и пристроил ее вместо подушки под голову.
– Все. Конец разговорам. Дорога длинная - не грех и поспать.
– Мне спешить надо, - сказал Глеб.
– Обозники ждут.
– Такой ты далеко не уедешь. Отлежись чуток.
– Ну разве что чуток...
Глаза слипались, тяжесть сделала тело неподъемным, Глеб и сам понимал, что нужно отдохнуть. До Новгорода оставалось немного, совсем пустяк, поспит часок-другой, а там на коня и к вечеру будет на месте. Вернее, будут - чуть не забыл про Пяйвия. Про Пяйвия и про Косту.
– А ты... с нами или как?
– спросил, укладываясь рядом.
Коста долго не отвечал. Глеб подумал, что он уже спит, но борода шевельнулась, и послышался глухой полусонный голос:
– У вас своя дорога, у меня своя.
– Как знаешь...
Глеб повернулся на бок. Тело все еще ныло, но боль была тупая и какая-то томная, мучительно-сладкая. Сзади - спиной к спине - прижался Пяйвий. Так и уснули.
...К вечеру Глеба разбудил холод. Он сел и, моргая, огляделся. Над поляной висели жидкие сумерки, костер давно погас, холодный пепел, вздымаясь от малейшего дуновения, белесой порошей кружил над свернувшимся в калачик Пяйвием.
– Коста!
– позвал Глеб, но ответом ему было лишь фырканье гнедого, который удивительным образом оказался здесь, на этой же поляне, и, привязанный к высокому пню, дергал толстыми губами траву.
Ни Косты, ни его котомки на поляне не было.
В Новгород они прибыли на следующий день. Первым делом Глеб заехал в лавку купца Евпатия и поведал ему о том, что случилось с обозом. Евпатий слушал, кивал, оглаживая короткопалой рукой пышные седые усы, потом позвал сыновей и наказал не мешкая снарядить отряд для помощи застрявшим у межи обозникам.
Сделав дело, Глеб хотел попрощаться, но Евпатий широким жестом указал на накрытый стол.
– Садись. Как раз к обеду.
– Я не один, - сказал Глеб, поглядывая на дверь.
– Там, во дворе, парнишка ждет. Вместе приехали.
– Так зови, места хватит.
Глеб выглянул наружу, кликнул Пяйвия. Тот вошел, смущаясь, и остановился у порога.
– Садись, садись, - добродушно проговорил Евпатий, оглядывая его маленькую худую фигурку.
– Видать, не из княжичей.
Пяйвий, потупив глаза, переминался с ноги на ногу.
Глеб взял его за руку и посадил за стол рядом с собой.
– Раз предлагают, ешь, не стесняйся.
– И добавил, обращаясь к Евпатию: - Пришлый он, не обвыкся еще.
– Откуда, с югов?
– С Севера. Из земли Тре.
И рассказал все по порядку. Евпатий задумался, подергал ус и сказал с расстановкой:
– Я про эту землю не слыхал, врать не стану. Но коли ты решил ехать помогу.
Глеб встрепенулся, хотел возразить, но Евпатий, подняв ладонь, дал ему знак помолчать.
– Вот что... Дам я тебе два ушкуя, крепких, с оснасткой. Охотников наберешь сам, только смотри, чтоб люди надежные и не пьяницы. Ну да что тебя учить - сам умен, сообразишь. С провизией тоже помогу... Молчи и слушай!
– Тут Евпатий понизил голос.
– Если окажется, что та земля и впрямь богата, можно ведь и дело организовать... Понимаешь?
Глеб кивнул. О выгоде он думал меньше всего, но Евпатий - купец, ему о ней всегда думать положено.
– Спасибо...
– Спасибо скажешь, когда живым вернешься.
– А если не вернусь? Из тех краев никто не возвращался...
– В те края никто и не заглядывал. Был тут один удалец, до Железных Ворот дошел - сгинул. Из всей ватаги только четверо вернулось...
От этих слов внезапное осознание грядущей опасности, словно ледяной язык, коснулось спины Глеба, неприятно защекотало кожу. Он встряхнулся и, отгоняя дурные мысли, принялся за еду. Евпатий не торопясь осушил кружку сбитня, подергал второй ус.
– Если б не ты, если б кто другой - ни полушки бы на эту затею не дал. Риск великий. Но тебе - верю. Ты крепкий, смышлен не по годам, авось повезет.
После обеда Глеб с Пяйвием, не тратя времени, отправились на пристань смотреть Евпатиевы ушкуи. По дороге Глеб завернул в корчму, где, знал, собирались за чашей ушкуйники. Но в корчме было малолюдно и тихо.
– Лодья иноземная пришла, - пояснил хозяин.
– Все на разгрузке.
И правда - у пристани, развернувшись к городу широкой резной кормой, стоял большой корабль. По скрипучим мосткам, соединявшим судно с берегом, текли вереницы дюжих мужиков, нагруженных мешками и бочонками. Сойдя на пристань, они укладывали ношу в стоявшие рядком телеги и возвращались обратно.
Глеб дождался конца разгрузки и поймал за рукав одного из работников рослого мужика в пестрой рубахе, который таскал бочонки с вином почти не напрягаясь, словно они были порожние.
– На ушкуях ходил?
– Почему "ходил"? Хожу.
– Голос у мужика оказался неожиданно красивым: чистым и певучим.
– Пойдем потолкуем.
Глеб завел его в корчму (Пяйвий не отставая семенил следом), спросил вина. Выпили по чарке, посидели в молчании.
– Еще?
– Не тянет, - сказал мужик так просто и искренно, что Глеб даже не подумал усомниться.
– Я к молоку привычен, оно вкуснее.