Земля у нас такая

Мисько Павел Андреевич

Ха, боится запачкаться, белоручка...

– "Ля-ля" развели? - вырос около нас шофер очередного самосвала. Вывалю под ноги! Что я - зубами потом буду бетон выгрызать?

Подлил масла в огонь: загалдели, загудели-засигналили, замахали на нас руками и остальные водители...

– Эт-то что за базар?! - послышался зычный голос Антона Петровича. Он пришел в цех с тем же рабочим в мичманке. На плечах у одного и другого тяжелые кольца шланга с какими-то металлическими булавами на концах.

–

Иван и Максим! Берите эти вибраторы - и на укладку! - скомандовал Антон Петрович. Рабочий в морской фуражке и один из тех, что были внизу, у контейнеров, полезли на леса опалубки. - Костя! - Это тому, что стоял на опалубке, показывал машинисту крана, куда подавать бадьи. - Ты помоложе, давай вниз к машинам! Водители! Всем помешивать массу в кузовах, не давать схватываться бетону! И кузова будете помогать вычищать! Иначе никому не подпишу накладных. Разобраться по очереди, кто за кем приехал!

Дядька Антон ловко забрался на леса, стал на самом краешке.

– Давай!

Контейнер взлетел вверх. Взмах руки - замер неподвижно. Антон Петрович ударил ломиком по засову, и бетонная масса рухнула вниз, за доски опалубки. Еще удар, по контейнеру - чисто!

– Давай! Давай! Давай! - неслось со всех сторон.

Все вертелось, кружилось... Вой, рев, лязг, выкрики...

Мы прыгали в яму, подчищали и выскакивали, как мячики. Гриша наловчился цеплять контейнеры и пронзительно верещал: "Ма-аня! Вер-ра!"

Приступом брали машины наш знакомый хлопец и тот Костя, что все время торчал на опалубке, - осатанело трясли, скребли, грохали шуфлями...

Ревели моторы самосвалов, все гуще становилась синяя, удушающая мгла выхлопных газов, посвистывал кран, завывали то на высоких, то на низких нотах внутри опалубки вибраторы. Дядька Антон на некоторые контейнеры чуть не верхом садился: бетон застревал в узкой горловине - не пробить. Одному ему "выедать кашу" из контейнеров и руководить всей этой заварушкой было нелегко.

– Лови! - Антон Петрович бросил Вите рукавицы. Наш знакомый краснощекий хлопец и Костя отдали свои. Но уже было поздно: на ладонях и у меня, и у Вити, и у Гриши вспухли кроваво-водяные мозоли.

И сил больше нет... Отказываются служить руки, ноги, в поясницу будто вогнали кол... И кислорода не хватает, голова ходуном ходит...

И вдруг:

– Ура!!! Мы ломим, гнутся шведы!

Это наш знакомый хлопец не выдержал. За ним и мы закричали... Да и как было не радоваться: из всего скопления самосвалов осталось только три, и те только что подъехали.

– Молодцы, ребята! - хитровато улыбнулся нам сверху Антон Петрович. Без вас бы мы пропали... Сынку, лови деньги, сходите в столовую. А я здесь еще часика два побуду. Заработали вы свой обед, ничего не скажешь!

Улыбался нам и машинист крана, угощал горячим чаем, достав из-за спины обшитый

брезентом термос. И нам казалось, что на всем белом свете нет ничего вкуснее, чем этот чай в пластмассовой крышке-стаканчике. Улыбались нам, хлопали по плечам, спрашивали, как зовут, и тот парень, и Костя.

И неловко, и приятно от такого внимания. Забывается боль в искалеченных руках, ломота во всем теле.

– Кончай перекур! - приказывает Антон Петрович, хотя прошло каких-нибудь пять минут.

И опять все пришло в движение...

Мы зашли с другой стороны фундамента, чтоб не мешать, и вскарабкались по лесам наверх, заглянули за опалубку. Внутри было бы просторно, как в комнате, если б в той комнате не было лабиринтов-поворотов, если б не решетка из гофрированных железных палок. "Арматура!" - прокричал мне Витя в ухо. А рабочие как-то умудрялись пролезать среди этой железной паутины, они то медленно вытаскивали вибраторы за шланги из бетонной гущи, то вновь бросали их на кучи бетона, и неровные возвышенности сразу оседали, расплывались, делались жидкими, заполняли все закоулки в опалубке...

– Через два!.. Сюда... - поднял Антон Петрович два пальца.

...Столовую нельзя было даже и сравнивать с нашей, школьной. У нас небольшая комнатка, с полкласса. А здесь просторнейший зал, колонны, никель, море света. Это на втором этаже, где мы облюбовали себе место. Такой же зал и внизу. В обоих - самообслуживание...

Витя сидел с касками, заняв столик у окна, а мы с Гришей были за официантов.

Вилки и ложки казались нам после шуфлей просто невесомыми...

Но пальцы дрожали, не слушались - суп проливался на стол.

И все-таки управились мы с едой быстро. Иногда спохватывались неприлично есть с такой жадностью и скоростью - и начинали жевать неторопливо, степенно, как взрослые рабочие, знающие себе цену... И опять забывались - хвать-хвать-хвать...

Возвращались из города вечером, как и в тот раз с Витей.

Наш мотоцикл двигался медленно, как будто и он смертельно устал. А может, и быстро, просто мне не терпелось.

Одной рукой я держался за Антона Петровича, другой - за правый карман штанов. Там лежала драгоценная бумажка из музея, дали сотрудники.

Министерство обороны... Музей истории авиации... Архив Министерства авиационной промышленности... По этим адресам сегодня же я напишу письма, расскажу о летчике. Номер двигателя я помню: две восьмерки и три тройки. Ведь должно же где-то значиться, на каком самолете стоял этот двигатель, кто на самолете летал...

– Антон Петрович! А мы и забыли посмотреть место в цеху, где самолет выкопали! - спохватился я.

Это ж надо - ни я, ни Витя, ни Гриша не вспомнили!

– Вы смотрели... Даже помогали фундамент ставить на том месте... сказал Антон Петрович.