Земля веснаров
Шрифт:
Ложка встала посреди суповой жижи, не торопясь падать. Вот это варево, может, и вправду надо было с самого начала останавливаться в «Фатинмере»…
— Мальчишка-то, Реф, сам не свой, — негромко сказала мне Горчица, игнорируя мага.
— Напугался, понятно, — я коснулся губами края ложки, но суп был еще очень горячий. Обжигающий.
— Горюет он, — в голосе Горчицы скользнул упрек. — Отца убили. Брат пропал невесть где.
— Брат отыщется, — сказал я без особой уверенности.
— Ты
Я покосился на мага. Тот ответил мне кислой ухмылкой.
— Вы бы поспали оба, — сказала Горчица. — Я отведу для вас комнаты и прослежу, чтобы никто не беспокоил.
— Спасибо, но мы не будем спать, — ответил Аррф. — Я не хочу во сне умереть от дряхлости.
Пришла моя очередь ухмыляться. Горчица, не дожидаясь приглашения, села рядом на ступенчатую деревянную скамью.
— Значит, это ты Осот? — спросила, глядя мне в глаза. — Тот самый… младший Осот? Последний?
— Да.
— Вот оно как, — она отвела взгляд. — Говорили, что тебя застрелили. То говорили, что ты жив… Много лет тобой йолльцы друг друга пугали, — она улыбнулась.
— А ты сама? — я чувствовал неловкость. — Я тебя… помню?
— Нет, — она равнодушно покачала головой. — Я не из ваших мест, я с Побережья. Родители у меня померли от красной чумы, вот и моталась по свету… Пока не осела, — добавила она со странным выражением.
Я хотел упрекнуть ее бароном, но не смог.
— Об Осотах слышала, и немало, — Горчица продолжала рассказывать, будто ее кто-то об этом просил. — Старуха, правда, из дома почти не показывалась. Военный комендант, тот, что в Холмах тогда правил, семь раз велел своим людям дом Осотов спалить вместе со старухой.
Я содрогнулся.
— И что?
— Семь раз ему докладывали, что дом спалили и пепел развеяли. В те времена горела половина Холмов… Дым стоял до неба… Бывало, что и сосед соседа поджигал, да на йолльцев списывал.
— А дом Осотов? — спросил я, подавляя дрожь.
Горчица прикрыла глаза:
— Где же найдется такой сумасшедший… Дом веснаров в пяти поколениях… Каждое бревнышко хозяина помнит… Не горит он, сколько не поджигай. А вот кто такой дом пальцем тронет — стареть начнет и через год помрет от дряхлости.
— Сказки все это, — вырвалось у меня. Горчица выдержала свою обычную крохотную паузу.
— Может, и сказки… Только в те времена не было слова страшнее, чем «веснар». Для йолльцев. Да и наши… сам ведь знаешь, Осот, завидовали вам, завидовали до белых костяшек, — она сжала загорелый кулак, будто подтверждая свои слова проступившей сквозь кожу белизной мослов. — Кто в поселке самый богатый? Веснар. К кому на поклон с подарком идти? К веснару… А йолльцы давали хорошие деньги. Трудно удержаться, понимаешь.
Она говорила, чуть улыбаясь, посверкивая глазами, и от этого ее слова исполнялись еще большей жутью. Маг сидел над своей тарелкой, сгорбившись. Глаза его запали, подбородок и щеки покрылись серой неопрятной щетиной. Я знал, что выгляжу не лучше.
— А бывало такое, чтобы веснар предавал веснара? — спросил я хрипло. Перед глазами у меня стояло бледное лицо Усача.
— Вряд ли, — Горчица покачала головой. — Помилования вашему брату никто не обещал, вот хоть у его милости мага спроси.
— Он сказал «беги», — пробормотал я, — а сам остался на месте… Он привел нас на гребень Песчанки, выставил, как мишени… А сам остался лежать…
— Кто?
— Усач. Ты знала такого человека?
Она покачала головой:
— Если ты о веснаре, то те из них, кто выжил, имена сменили и подальше от дома перебрались. От тех мест, где их знали. Опять же, двадцать с лишним лет прошло, парнишка превратился в мужика, жизнью его покорячило… Так, бывает, люди меняются, что мать родная не узнает.
— Только зачем ему меня убивать? — спросил я растерянно.
— А ты, может, узнал бы, — заговорил маг, наконец-то оторвавшись от созерцания тарелки с мясом. — Ты, может, помнишь его, этого Усача. Или он боится, что ты его помнишь.
Я напряг память: кого я видел, вернувшись в Холмы? Кто видел меня? Смотритель в будке на станции. Хозяин и хозяйка безымянной гостиницы с йолльской лицензией на гвозде. Продавец пива… Сборщик налогов — муж черноволосой Розы…
Хозяин гостиницы.
«Беги, Осот! Спасайся!»
— Значит, Крикун присылал слугу — узнать, что с его постояльцем? — я обернулся к Горчице.
Она подняла белесые брови:
— Ты на Крикуна подумал? Он, вроде бы, не местный. Семь лет назад приехал, гостиницу открыл, мне еще грозился, что разорит, мол. Разори-ил, — она ухмыльнулась. — Какие-то приметы были у твоего Усача?
Я задумался. Не над приметами Усача. Над тем, как близко я могу подводить йолльского мага — к тайному веснару. Не сказал ли я слишком много. Не проговорилась ли Горчица.
Мне вспомнилось лицо умирающего деда — с огромными удивленными глазами. «А йолльцы давали хорошие деньги. Трудно удержаться, понимаешь»…
Но Усач?!
Горчица смотрела на меня — ждала ответа. Брови ее сошлись, пролагая две глубокие морщины на переносице. Я подумал, что она старше, чем мне с самого начала показалось.
Перед маленькой безымянной гостиницей топтались лошади. Высился над плетнями одинокий всадник — офорл. Я почувствовал, как напрягся Аррф.