Земля вызывает майора Тома

Много лет назад в кинотеатре, далеко-далеко от того места, где он находился сейчас, мальчик и его отец входят в темноту. Мальчик прижимает к груди упаковку конфеток «Ревелз» и маленький стакан попкорна, а отец твердой рукой, лежащей у него на плече, направляет его по проходу с липнущим к подошвам ковром. Фильм еще не начался, но лица сидящих уже обращены к рекламным анонсам, в отблесках бледного света. Завитки сигаретного дыма кружатся и переплетаются

в черном пространстве между экраном и зрителями. От заполненных рядов доносится приглушенный гул перешептываний.

Томас Мейджор никогда еще не был так счастлив. Это его подарок на восьмой день рождения – поход в кинотеатр «Глендейл» на фильм, который он страстно желал посмотреть, как будто тот уже стал или даже всегда был частью его жизни, записанной в его ДНК. Дома, любовно размещенные на столе в его комнате, лежат подарки, полученные им на день рождения, что был месяц назад: игровой набор «Бар Звездных войн» с подвижными фигурками пришельцев, Снэгглтуса и Хаммерхеда, которых можно было закреплять на маленьких вращавшихся подставках и крутить в разные стороны, заставляя их как будто сражаться; и еще запись музыки из этого фильма в исполнении Лондонского филармонического оркестра, аккуратно пристроенная рядом со старым маминым проигрывателем «Дансетт» и стопкой полученных от нее же старых пластинок.

А сейчас Томас и его отец пришли смотреть фильм. Тот самый фильм, открывавший уик-энд. Они отстояли в очереди, растянувшейся на квартал, чтобы попасть в этот старейший кинотеатр Кавершама и один из старейших в Рединге, и пока длилось ожидание, Томас спросил отца, хотел бы он полететь в космос.

– Готов поспорить, когда тебе будет столько лет, сколько мне сейчас, на Луне уже появятся города, – говорит отец. – Только это не для меня. Нет атмосферы. – Он громко хохочет и похлопывает Томаса по плечу. – А ты мог бы отправиться туда жить. Как в той песне: «Major Tom». Твоя мама была где-то на третьем месяце, когда вышла эта песня. Пожалуй, именно поэтому она решила назвать тебя Томасом. Сейчас она тоже примерно на этом же сроке. – Отец умолкает, потом смотрит на Томаса: – Черт побери! Этот «Фигаро» все еще держится на вершине хит-парада? Не хотелось бы мне выкрикивать это имя через калитку, чтобы позвать ребенка пить чай!

– «Space Oddity» [1] , – рассеянно говорит Томас. – Она называлась не «Major Tom», а «Space Oddity».

Пока они стоят в очереди, чтобы попасть внутрь, мимо кинотеатра неторопливо проезжает бежевый автомобиль.

– Ты только посмотри – «Фольксваген-Дерби»! Вышел в прошлом году. Я и сам подумываю о таком. – Он толкает локтем Томаса: – Мы бы смотрелись крутыми парнями, раскатывая на такой машине, а?

Томас пожимает плечами. Его не слишком интересуют автомобили. Отец продолжает:

– Может быть, мы купим машину в этом году. Но хотелось бы еще сделать этим летом оранжерею. Дома с ней ценятся намного больше, вот так-то. И еще мы, наверное, могли бы переделать чердак в мансарду. На соседней улице дом с оранжереей и сделанной мансардой ушел в прошлом году почти за двадцать три тысячи, представляешь?

Еще день, но небо уже темно-синего цвета, и полная луна висит низко над горизонтом поверх черных крыш.

– Как монетка в десять пенсов, – говорит отец.

Томас закрывает один глаз и заключает диск луны между большим и указательным пальцем.

– Я поймал ее, папа! Я поймал луну!

– Положи ее себе в карман, сынок, – говорит отец. – Никогда не знаешь, когда это может тебе понадобиться. Пойдем, пойдем, наконец-то можно зайти внутрь.

Томас кладет невидимую, невесомую десятипенсовую луну в нагрудный карман своей коричневой рубашки с широким воротом. Его желудок приятно отягощен съеденной на ланч котлетой «уимпи» [2] , но в нем вполне еще найдется место для сладостей и лакомств. Отец, покачав головой и пробормотав «куда же в тебя столько влезает», расплачивается в киоске.

Теперь отец ведет его к единственному свободному креслу в конце ряда, где на соседних местах сидят мужчина и женщина с тремя маленькими девочками. Томас чувствует, что внутри у него стягивается какой-то узел, что-то такое, чего он не может выразить. Он озадаченно смотрит на отца:

– Но там только одно место.

– Подожди здесь, – говорит отец и отправляется переговорить с женщиной, продающей мороженое.

Прическа у нее выглядит так, словно высечена из гранита, и лицо тоже под стать; она оборачивается к Томасу, и ее колючие глазки буравят его сквозь полумрак.

Отец вручает ей купюру в один фунт, и женщина дает ему два шоколадных мороженых. Она снова смотрит на Томаса, потом переводит взгляд на отца, тот кривит лицо и дает ей еще один фунт. Затем он направляется обратно к Томасу, и женщина следует за ним. Томас сидит, держа стакан с попкорном на коленях, а упаковку «Ревелз» в кармане. Отец сует ему в руки мороженое.

– Томас, сынок, – говорит он. – Твоему отцу нужно уйти по делу.

Томас смотрит на него и моргает.

– По какому делу? А как же фильм?

– Все в порядке. Это очень важно. Это… – отец смотрит на экран, словно ища там вдохновения. – Это сюрприз для мамы. – Он постукивает себя по одной стороне носа. – Наши мальчишеские тайны, договорились? Только между нами.

Томас тоже постукивает себя по носу, но без особой уверенности. Он чувствует, как в животе у него разверзается зияющая бездна. Отец говорит:

– А это Дейрдре. Она приглядит за тобой, пока я не вернусь.

Женщина презрительно смотрит на Томаса, и ее рот вытянут в тонкую бескровную ниточку, словно скульптор даже не пытался придать ему человеческий вид.

– А ты надолго? – спрашивает Томас, вдруг ощущая на своей спине всю тяжесть темноты кинотеатра и чувствуя себя очень одиноким.

– Ты даже оглянуться не успеешь, как я вернусь, – говорит отец и подмигивает.

Начинает играть музыка, и Томас обращает взгляд на экран, где появляются звезды и бегущие строки.

Идет гражданская война. Космические корабли повстанцев, нанося удары со своей тайной базы, одержали первую победу над зловещей Галактической Империей.

Томас оборачивается, чтобы взглянуть на отца, но тот уже ушел.