Землячки 4. Сульма
Шрифт:
– Глухой что ли? Ну да чёрт с ним. Пора выбираться отсюда поскорей.
Заметил, наконец, выходные ворота. Взялся уже, чтобы открыть, за цепочку. Тут могильщик бац его лопатой по голове:
– На кладбище хоть сколько шуткуй, а за территорию покойничкам выходить не положено!
Сульма хохотала вместе с ним над рассказанным.
– Ты давно здесь работаешь?
– Второй год.
– А почему именно здесь? Можно ведь что-нибудь поинтересней было найти?
– Семью-то кормить надо. Интересней
– Что, такие уж большие деньги?
– Морг и кладбище нынче -- самые доходные места.
– Да ты что?
– Удивилась она.
– Да. На кладбище так мужики дерутся меж собой, чтобы очередную могилу выкопать. Чтобы похоронить, да ещё быстро ведь надо, родные все свои последние деньги отдают. Там не только деньги, и одежда, и обувь, и водка, и еда в ход идут. Конкуренция у могильщиков огромная, но всем хватает. Наши медработники с городскими властями подумывают, как этот бизнес к своим рукам прибрать, хотят службу специальную создавать в городе, катафалки приобрести, все ритуальные услуги оказывать, деньги через кассу пропускать, а могильщикам только зарплату платить.
– Правильно бы было. И цивилизованно.
– Левак всё равно останется. И хороший. Даже здесь, в морге, я за одного обмытого получаю больше, чем моя месячная зарплата, вот и приходится один раз в четыре дня оберегать покой отдавших Богу душу. Может водочки тебе ленуть?
– Нет, что ты!
– Отмахнулась она.
– А то она у нас тут в избытке, люди вместо денег иногда расплачиваются. Некоторые. А у других -- даже на поминки стол нечем накрыть, так мы её таким продаём. Свой магазин у нас получается, - смеялся он.
– Вот бы где мне спирт мой пригодился, - подумала Сульма.
– А обмывать-то страшно?
– Да чего страшного-то? Снял покрывало, смочил чистую тряпку водкой да и обтёр всего с головы до ног. Одевать одежду труднее, если окоченел.
– Водкой?
– Конечно, только водкой, водой нельзя -- разлагается быстро, ему ведь ещё дома в помещении тёплом не меньше суток лежать, смотреть, как по нему родные слёзы льют, - смеялся Серёга, - вот потому водку и несут, а мы, конечно, лишнее оставляем для продажи другим. Так вот и выкручиваемся.
– А мне можно поучаствовать в такой торговле?
– Отчего нет? Только ты ведь здесь мало времени бываешь, водку-то тебе ещё получить надо.
– А у меня дома её в избытке.
– Так неси всё сюда, мы продадим.
– Правда?
– Легко. У нас запасов сейчас не лишку. Вон, несколько бутылок всего в столе, - он открыл ключиком свой столик, - спрос сейчас больше, чем предложение.
– Я завтра же принесу.
– Только у нас меж собой уговор, если я не свою водку продаю, то мне -- десятая часть.
Сульма первым делом перетаскала все свои закупоренные сургучом бутылочки, этикетки на которых не вызывали сомнения о содержимом. Их у ней скопилось неприлично много, как правило, она заполняла их остатками из канистр, которые срочно надо было освободить перед очередной поездкой.
На следующей неделе ей предстояло обмывать покойника. Хозяином помещения в этот раз был Славик. Он скинул накинутую белую простынь, и она робко подошла к столу. Это была женщина. Молодая. Голое тело. Со впавшим зашитым животом, неестественно вывернутым бедром.
– Что с ней случилось?
– Под транспорт попала. Начинай, репетируй, - смеялся Славик, - с лица начни.
И она начала. Оказалось, совсем не трудно. Никакого страха. Он помог перевернуть покойницу, придерживая болтающуюся ногу. Потом с другого бока.
– Ну вот и всё, - улыбнулся он.
Сульма ещё раз подошла, чтобы поправить той волосы, разметавшиеся в беспорядке, потом ещё раз смочила белую тряпочку и стала обтирать лицо, всматриваясь в душу, которая витала перед глазами, и всё повторяла и повторяла:
– Забери мою болячку! Унеси мои грехи! Избавь меня от бездетности! Ребёночка хочу родить! Красивого! Здорового! Забери мои болячки. Унеси мои грехи. Избавь меня от бездетности. Родить хочу ребёночка...
– Что ты там? Плачешь что ли?
– Нет... Так... Разговариваю...
– Хватит. Всё. Пойдём, - отстранил он её, прикрывая покойницу простынью и выталкивая в соседнюю комнату.
Пока она умывалась, переодевалась, он вскипятил чайник.
– Ты, Адамовна, не очень бы торопилась. Родственники к семи обещали подъехать, и гроб привезут и одежду, помогла бы покойнице натянуть на себя плавочки, колготки, лифчик, - улыбался Славик.
– Ну и шутники вы все.
– А как иначе-то. Смеёмся, чтобы смерть не привязалась. Ты так ещё и не научилась здесь ужинать?
– Нет. Не хочу я есть. Не предлагай.
– Я ведь спирт твой запродал.
– Да ты что!
– Предложил брату, видимо, а может это муж, не знаю, и водку, и спирту по бутылочке выставил. Тот сразу сказал, что пять литров спирта заберёт вечером. Должны вот-вот подъехать, сразу бы с деньгами домой ушла.
– Конечно, останусь, - улыбалась Сульма, - совсем не мужское это дело -- женщин одевать, вы ведь больше раздевать все приспособлены.
После того, как родственники забрали покойницу, они опять присели.
– Вот, Адамовна, твоя треть за обмывание и одевание, две трети -- мои.
– Да я не против.
– А вот твоя выручка за спиртное.
– Что-то ты мне лишку надавал, - прикинула она.
– Не лишку. Здесь ведь не магазин, мы в полтора раза дороже продаём. Свою десятую часть я забрал.
– Понятно.
А дома она пересказывала Юре каждый свой прожитый день, вздыхая даже над шутками и смешными анекдотами.