Землю грызет мертвец

Рардин Дженнифер

— И от чего он их всех защищает?

Она посмотрела так, будто у меня мозги потекли носом.

— От человечества, естественно.

Так, значит, Самос нашел себе занятие по плечу? Или просто маскируется под борца за идею, чтобы набрать союзников, накачать еще больше власти, и так — пока даже он не лопнет?

— Так что будет, когда взорвется эта бомба?

— Наши соотечественники будут разъярены страшной гибелью наших сограждан в чужой стране. Слова полетят пулями, потом бомбами. И посреди этой бойни возникнем мы с новой армией. — Она сцепила руки перед

грудью, улыбнулась безумной улыбкой, представив себе кровавое поле брани. — Солдаты, одетые в броню драконов, пройдут по стране алчных себялюбивых варваров, оставляя за собой выжженные земли.

— А как это такая девчонка, как ты, научилась устраивать взрывы? — спросила я, подбоченившись свободной рукой. Я почуяла, что Вайль занял позицию, и теперь в любое время могла подать ему сигнал.

Как я и надеялась, она оскорбилась.

— В наши дни женщины умеют делать все, о прародительница. Иногда им достаточно прочесть нужные книги и нанять нужных конструкторов. Сейчас нет необходимости выходить замуж за того, кто для этого нужен.

Я кивнула, будто оценив такую точку зрения.

— И что?

— Я заминировала один из фургонов. Когда акробаты закончат представления, они все вернутся в свои временное обиталища, чтобы помыться и переодеться. И таким образом, через… — она глянула на часики с бриллиантовой инкрустацией у себя на правой руке, — пятнадцать минут всё сорок наших акробатов, включая двенадцать детей, будут мертвы!

— Ах ты сука! — выкрикнул Коул так, что я на миг распрощалась с правым ухом. Редко мне стоило таких усилий не поморщиться от боли. — Прости, Жас, — тут же сказал он. — Прости, прости. Не повторится.

— А если кто-нибудь увидит эту бомбу? — спросила я.

— Никогда. — Это она сказала с такой уверенностью, что моя надежда найти и обезвредить бомбу умерла на месте. — Моя кантрантия, — так она назвала свою основную силу, — это умение маскировать. Даже стоя прямо на бомбе, ты ее не сможешь обнаружить. — Тихие и приятные колокольчики ее смеха ласкали воздух. — Даже я ее сейчас не найду.

До чего же противно быть настолько правой.

Если бы не тревога за акробатов и их детей, не говоря уже о случайных прохожих, я была бы просто подавлена. Но Пенгфей очевидным образом ждала бабушкиной похвалы за свои мерзкие деяния, поэтому я ответила:

— Как это интересно! Ты очень неплохо поработала, правнучка. Позволь мне воздать тебе честь.

И я склонилась в поклоне, пропуская в шести дюймах над собой болт, выпущенный из арбалета Вайля прямо в живот Пенгфей.

Она издала звук — не стон боли, а восклицание потрясения, неверия.

Я выпрямилась.

— Это тебе за неуважение к бабуле.

Издевательские слова, но я не могла забыть труп в беседке. Не просто убитую, а с захваченной в плен душой.

Это ей за тебя, бедная жертва. А когда доберусь до этого гада Йеля…

Руки Пенгфей схватились за болт, пытаясь вытащить, но Бергман такую возможность предусмотрел. Как только наконечник проник в тело, из него выскочили два длинных шипа, вцепились якорем в живот — чтобы хватило времени на таяние воска на капсуле. По крайней мере таков был расчет. Она с воплем рванула болт, и в ее теле сдвинулось с мест то, что никогда не должно было даже шевельнуться.

«Давай, давай, — приговаривала я про себя, — давай!»

Будто стоишь в пещере и ждешь, пока гид включит фонарь. Но Пенгфей не осветила ночь внутренней вспышкой, а выдернула из себя болт.

— Черт!

Надо было знать. Черт возьми, тебя тот коврик перед дверью ничему не научил, Жас? Прототипы Бергмана срабатывают в половине случаев, причем не всегда так, как ожидалось. Дура ты. Нельзя ничего желать настолько сильно, чтобы полностью отвергать возможность неудачи, забывая о реальности.

У меня руки чесались вытащить «Скорбь», но я не совсем честна была с Бергманом, когда сказала, что этот пистолет — наш резервный план. Пенгфей — для Вайля. А я еще в начале нашей совместной работы выучила, что не надо становиться между ним и его противником — разве что ты хочешь многократно, нежно и убедительно напомнить ему, что ты — его союзник, пока у него глаза горят красным пламенем, а острие клинка пляшет возле твоего горла.

— Слышь, чего это там?

— А фиг его знает. Пошли позырим!

Совсем молодые, звонкие голоса. Идут в нашу сторону.

Я оглянулась через плечо — Вайль перекрыл дорогу двум мальчишкам, и еще несколько подтягивались сзади. Черт, он же теперь отвлекся на них. И что делать? Что делать?

Пенгфей отбросила древко болта, и тогда до меня дошло, что рабочий конец остался у нее в теле. Но почему-то не срабатывал, хотя должен бы.

— Бергман! — прошипела я, прикрывая рот и надеясь, что так звук не дойдет до транслятора. — Где твое взз-бум?

— Давно активирована капсула?

— Не знаю. Несколько секунд.

— Дай ей время! — взмолился он. — Я знаю, что она сработает!

— Ты вообще понимаешь, о чем просишь?

— Я знаю, что это опасно. Но это может быть революция в войне с вампирами, Жас, прошу тебя! Я сердце и душу вложил в эту работу!

Так тебя и этак с сердцем и душой вместе, блин.

Пенгфей попятилась.

— Куда ты собралась? — спросила я требовательно.

— Яхта, — ответила она неразборчиво. — Там безопасно. Заживает лучше.

При каждом слове у нее в углу рта выступала кровь.

Я шагнула к ней.

— Это вряд ли — сказала я, применяя типичный уличный прием: зацеп ногой за лодыжку и сильный толчок в грудь, опрокидывающий на землю. Но я на долю секунды задержалась, и она успела схватить меня за руку, дернуть и бросить меня на землю. Вспомнив ее искусство, показанное в бою на яхте, я отчаянным перекатом вскочила на ноги. Ее движениям мешала рана, и Пенгфей только-только успела встать.

Я бросилась в бой, попыталась провести серию ударов ногами по корпусу, и без того кровоточащему. Она блокировала все.