Земное притяжение. Селфи с судьбой
Шрифт:
Даша обращала внимание на свою интуицию и никогда её не игнорировала.
– Записан, – сказал Никита. – Ну и что? Нельзя?
– Да ладно тебе, я просто так, – быстро ответила Даша. – А что, у вас хорошая библиотека?
Он пожал плечами и поднялся:
– Обычная.
– Стой, стой, куда помчался-то! – Даша потянула его за рукав. – Давай вместе сходим!
– Куда? – не понял Никита.
– Ну, в эту библиотеку твою! А что такое? Я посмотрю, какие люди там работают, кто за книжками приходит, а потом напишу картину «Будни тамбовской библиотеки»! А?..
Он молчал.
– Или ты просто так сказал, что записан, а сам не ходишь? В последний раз был, когда в школе учился?
– Недавно был, – возразил Никита. – Там директор помер, я с тех пор не ходил.
– Да ладно! А отчего он помер? От старости? Слушай, ну, давай правда сходим!.. Я себя буду прелестно вести, вот увидишь, а ты потом всем расскажешь, что я тебя на свидание пригласила!
И она засмеялась, а Никита тяжело покраснел.
– Когда двинем? Ты сегодня работаешь, тогда завтра, да? Да?! Часов в одиннадцать заходи за мной!
Никита кивнул и вернулся за конторку.
– Что ей нужно? – не поднимая головы от бумаг, спросила Алина.
Никита покосился на неё:
– В библиотеку. Она хочет, чтоб я сходил с ней в библиотеку.
– Странно, – прошелестела Алина и больше ничего не добавила, потому что столичная художница выбралась из кресла и подошла к конторке.
– Слушайте, ребята. – Она понизила голос. – А эти ваши немцы на мотоциклах съехали, что ли, я не поняла?.. Я же хотела с ними покататься!
– Здесь они, не съехали, – сказал Никита. – Они за городом на полигоне гоняют. Там специальная трасса для мотоциклистов проложена, горки всякие, препятствия!.. Вечером возвращаются.
Вчера, доставив Пашу-Суету в какую-то бандитскую «малину», как Даша определила для себя дом-развалюху в близлежащем селе, она вернулась в гостиницу, и никаких мотоциклов не было на стоянке. Получается, немцы гоняют на полигоне до поздней ночи и в полной темноте, что ли?
…Не сходится.
Или Никита, маленький милый зайчик, что-то скрывает?
Нужно было сообщить информацию о владельцах тех мотоциклов, что Хабаров видел возле церкви и которых Даша установила, свалившись под колёса «Газели» – хорошо, что джинсы уберегла, они были совсем новые, дорогие!
Из номера она позвонила в библиотеку имени Новикова-Прибоя, представилась секретаршей хозяйственного управления Минкульта и спросила Алексея Ильича. Когда того позвали, она сказала: «В почтовом ящике у ворот, минут через пятнадцать», – и положила трубку.
Через пятнадцать минут она притормозила возле библиотечного забора, кинула в зелёный, изъеденный ржавчиной ящик с надписью «Почта» сложенный вчетверо листок, вскочила на самокат и помчалась дальше, напевая себе под нос:
– Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…
Хабарова повеселило, что горшка с геранью не было на библиотечном крыльце, должно быть, Светлана Ивановна всё-таки «приняла» его от греха подальше. Дверь была подпёрта старинным чугунным утюгом, в который для разогрева надо насыпать угли.
Хабаров полюбовался на утюг и решил, что сбрасывать его с крыльца не станет.
– Девушки! – позвал он, проскрипев дверью. – Это я!..
По раннему времени в библиотеке было пусто, а «девушки» чаёвничали на вчерашнем месте, и писатель Мурашов-Белкин при них, как будто и не расходились!..
– Мы вот с Юрием Григорьевичем план на лето согласовываем, – с ходу начала Светлана Ивановна, чтобы московский проверяльщик не заподозрил их в тунеядстве. – Летом работу проводить трудно, дети кто на участках, кто в лагерях, и взрослых не собрать. У нас всегда эти вопросы Петя решал, Пётр Сергеевич, а теперь вот самим приходится.
– Садитесь, Алексей Ильич, – сияя, пригласила Галя. – Вам чайку чёрного или зелёного? Или, может, кофе? Вон печенье есть, и запеканка творожная, я сама пекла…
Хабаров выбрал чай зелёный, сунул в кружку пакетик, намотал нитку на ручку, и Галя налила кипятку. Пакетик всплыл, нитка размоталась, и картонный хвостик оказался в чае. Хабаров стал его вытаскивать – сначала мизинцем, но было слишком горячо, и он схватил ложку. Галя ахала и сокрушалась, говорила, что она во всём виновата. Настя Хмелёва улыбалась, писатель молча жевал запеканку, Светлана Ивановна вздыхала.
Хабаров выловил пакетик, как следует отжал его в чашку – чтоб ни капли заварки не пропало – и объявил, что работа почти закончена и он вскоре поедет в Москву.
– А директорствовать кто у нас будет?
Хабаров сказал, что не знает, хозяйственное управление, мол, директоров не назначает.
– Хоть бы Светланочку Ивановну оставили, – сказала Галя и стрельнула в Хабарова глазами. – А то ведь назначат… невежду, как вон в ТЮЗ назначили!.. Теперь одни водевили ставят, а раньше какие спектакли были!..
– Истребляют потихоньку культуру, – подал голос писатель. – И ведь как взялись! По всем фронтам. Со школьников начали, сочинения отменили, экзамены отменили, тесты какие-то назначили! Потом театры, библиотеки под нож пошли, скоро до музеев доберутся. Картины все распродадут за границу, а помещения под супермаркеты пустят. Десяток-другой лет, и всё, вымрет великая Россия. Вон Моршанск уж почти вымер, я оттуда родом, всё детство там прошло. А сейчас гляньте, что там творится! Алкоголизм, безработица, наркоманы!
– Что-то уж больно мрачно, – заметила Светлана Ивановна.
– Да не закроют нашу библиотеку, – пробормотала Галя. – Что вы, сколько народу к нам ходит… Как вы думаете, Алексей Ильич?
– Вот я в московском ТЮЗе «По щучьему веленью» смотрел, до сих пор помню!.. Это сколько ж мне тогда было? Ну, девять, не больше!.. А помнится же!.. Нас родители из Калача на экскурсию привозили. Там Третьяковка всякая, Царь-пушка, пятое-двадцатое. И в театр ходили! Ох, сильная вещь была!..
Настя засмеялась.