Земное тепло

Манси - маленький народ, живущий между Уральскими горами и рекой Обью. В прошлом они все были рыбаками и охотниками, поэтому большинство преданий, сказок, песен, загадок связано со зверями, птицами, рыбами, оленями. Существует много мансийских сказаний о происхождении луны, земли, рек, озёр, болот, В сказаниях леса, горы, реки, озёра населены многочисленными духами, обладающими сверхъестественной силой. Манси верили, что успех на охоте, рыбной ловле зависит от этих духов. Давно примечали пастухи - охранители оленьих стад, что есть болота, которые и в жгучие морозы не промерзают, дымом курятся; встречали они озёра, по которым жирные чёрные пятна плавали. То вдруг какой-то дурной дух из земли шёл, от которого олени морды отворачивали, а старики говорили: «Это земное тепло о себе вести шлёт» - и рассказывали сказания про богатырей, которые уходили его искать да так и не возвращались. Земное тепло - нефть и газ - на древней земле манси нашли наши геологи. Слава о нём разнеслась по всему миру. Оно обогревает жилища людей, даёт топливо промышленности, по тысячекилометровым нефте- и газопроводам его отправляют во многие города нашей страны, в социалистические страны. Мне как автору этой книги хочется выразить большую благодарность пастухам-оленеводам Саранпаульского совхоза Березовского района Герасиму Яковлевичу Солянову и его жене Анне Васильевне, Василию Егоровичу Гындыбину, Петру Михайловичу Хозумову; жителям посёлка Суеват Ивдельского района Свердловской области; семьям Тасмановых, Куриковых, Самибиндаловых, Хындыбиных и председателю Хорпийского сельского Совета манси - Савелию Павловичу Анямову, которые помогли мне в работе над моим сборником мансийских сказов.

Маргарита Анисимкова

Нена шутку расхворался старик Коконя: на глаза накатилась тёмная ночь, по спине будто кто палкой ударил, ноги не шевелятся — словно в капкан пойманы.

Много ночей не спит, лежит старик, думушку думает да сыновей ждёт. А сыновей всё нет. За теплом послал их старый охотник. Слышал он от отца своего — есть места, где земля теплом дышит.

К вершине реки Нельмы послал он Прокопку, к реке Кедрачей направил Никифора. Только младшего, Сеньку, не знает Коконя, с какой стороны ждать. Не знает, в какой бор, в какой урман (Урман — хмурый непроходимый лес) он пошёл.

А Сенька тем временем исходил, измерил шагами берега рек пологих и крутоярых, обошёл дремучие леса, ходко, торопко борами ходил. Да увидел он вдруг под горой, в логу, непроглядный дым.

Смотрит: клубы чёрные к небу тянутся, гарью, копотью затянуло всё, а у самой земли пламя великое на ветру дрожит, жаром дышит — то затухнет вдруг, в землю спрячется, будто силы там набирается, то опять вырвется, клубы чёрные гонит по небу.

Никогда глаза Сеньки такого не видели, даже бабушка длинными ночами в сказках своих про то не рассказывала.

Испугался Сенька.

За кустом присел, спрятался, переждать хотел пожарище, а он в осенней ночи разгорался пуще прежнего. И казалось, что сама земля под ним движется, содрогается.

Непугливый Сенька был с малых лет. По лесам днем и ночью расхаживал, не однажды ель в медвежью берлогу с отдушиной вталкивал и будил в ней сердитого хозяина. Только этим днём не узнал себя Сенька. Задрожали ноги, заподка-шивались, руки плохо ружьё держали.

А жара вокруг стояла нестерпимая.

Спохватился тут Сенька, догадался, что тепло земное нашёл. Вскочил и хотел бежать в отцовскую сторону, рассказать про чудо виденное, про тепло, про жар, которым дышит земля, за которым послал отец братьев в разные стороны.

Но одна беда: как к огню подойти? Как отцу унести, показать его, рассказать про то людям?

Не занимать Сеньке смекалки, сноровистости. Он сухару за комель схватил, подтащил поближе к пожарищу. Поначалу сам на цыпочках шёл, до земли едва дотрагивался, да к огню сухару подталкивал.

А прожора огонь будто ждал того: облизал сухару языками своими могучими, а потом обвил ярким пламенем, засветил в темноте, обогрел округу теплом.

И понёсся Сенька сколько духу есть к тем родным местам, на простор речной, где отец жил. А в руках тащит сухару, земным огнём зажжённую.

А в это время Коконя-старик еле вышел из чума с деревянной колотушкой в руках и давай стучать в бубен, сзывать сыновей.

Бил, бил, устал. Ушёл в чум, лёг на шкуры.

Не один раз луна ходила небом, не два — не пришли сыновья.

Видно, далеко ушли, думает он. Набрался силы старый охотник, вышел снова из чума и стал стучать по деревьям да глухими ударами землю бить.

Не услышали сыновья.

Не хотелось умирать старику, не повидав сыновей своих. Стал просить старик птиц и зверей.

Разлетелись с шумом по тайге птицы, разбежались по округе звери.

А Прокопка с Никифором в то время улеглись на боровинке, мхом выстланной, где речной прибрежный ветер гнус отгонял, где не тревожил их ни комар, ни заблудший шмель.

— Где найти-то земное тепло? — открывая лениво глаза, Прокопка спрашивал брата.

— Его нет совсем! Это отец выдумал! — промычал сквозь зевоту Никифор, на другой бок переворачиваясь.

В это время они услышали громкий птичий крик. Вскочили.

А птицы летят, курлычут, стрекочут, крыльями машут, каждая на своём языке просьбу охотника Кокони рассказывает. Догадались сыновья, что старик собрался навсегда оставить землю. Домой их зовёт. Догадались, что отец надумал угодья делить. У отца они немалые. По реке широкой Югану тянутся хмурые урманы с соболями да белками, с горностаями да лисами и с другою всякою живностью. В тех урманах сам хозяин тайги живёт.

В реках, в заливных местах у чистых песков да в заводях косяки рыб плавают. На болотинах зыбких вкусный душистый ягель-мох растёт. Ест его олень — сильный бывает, ветер и тот не догонит его, отстаёт.

Округлились у обоих глаза, потерялся голос в испуге, глядят друг на друга, боятся, как бы кого из них отец не обделил.

— Мой пай будет — все урманы с соболями, с кедрачами и грибами! — закричал во всю силу Прокопка.

— Нет, мой пай — все урманы с соболями, с кедрачами и грибами! — перекричал его Никифор.

— Нет, мой пай, — хрипел Прокопка, — на реке, где рыба стерлядь косяками ходит!

— Нет, мой пай! — орал Никифор.

И бежали они так, что травы гнулись, расступалися деревья. А с другой стороны бежал лесом Сенька, освещая ярким светом дорогу нелёгкую, дорогу неближнюю, дорогу неторную.

Да не разглядел второпях он корягу смолистую, споткнулся, упал и уронил пламя на землю.

И пошёл огонь по кустам, по деревьям шарить: зачернил кусты, поджёг травы, охватил пламенем деревья вокруг. Долго хлестал Сенька огонь ветками, тушил пожар. Да видит: не сможет он один справиться. Испугался Сенька. Побежал к реке Югану и давай поклоны бить, и давай её просить пособить беде.

А река сложила волны, приумолкла, почернела, будто не слышит его. На колени пал Сенька, пригоршнями черпал воду и шептал сквозь слёзы: не хотелось, чтобы ветер слышал мольбу его и разнёс по тайге тайну, что не донёс он земное тепло.