Зенит
Шрифт:
На стол перед Ириной опустилось большое шоколадное пирожное с сердцем наверху.
— Ой…
— Приятного аппетита.
— Сеня, спасибо. Но…
— Кушай. Я всем взял.
— Сколько я…
— Цыц! Молчать женщина, когда гусары скачут.
— А зарплаты плачут.
Сеня махнул рукой.
— Однова живем.
И первым, подавая всем вредный пример, слизнул сердечко со своего пирожного. Манеры?
Их не было. Но как же вкусно!
***
Ирина примерно догадывалась, что она увидит в семье Кравцовых. И интуиция
Этакой старинной, почти портретной красотой.
Пышная фигура, не толстая, а именно пышная, резные черты лица, словно мраморные, четкие, чистые линии, кожа практически без морщин… и к этому толстенная светлая коса и яркие голубые глаза. Пронзительно-голубые, Ирина и не думала, что такие бывают.
Наверное в юности она была чудо как хороша.
Даже сейчас, в черном платке, она выглядела потрясающе. Ее не могли изуродовать даже длинная юбка и дешевая кофта с распродажи.
— Здравствуйте, Мария Алексеевна. Участковый уполномоченный, лейтенант полиции Алексеева Ирина Петровна. Разрешите?
Ирина махнула удостоверением — и прошла в квартиру. Женщина чуть посторонилась.
— Муж предупредил о вашем визите.
— Уделите мне немного внимания?
— Да, конечно.
— А ваши дети?
— Они у себя в детской.
— Можете вы позвать их, чтобы все присутствовали при нашей беседе?
— Да. Это необходимо?
Ирина пожала плечами.
Мария Алексеевна выглядела… не то, чтобы недовольной, но она и не спешила бросаться Ирине на шею. А ведь Ирина ее дочь ищет.
Ее. Дочь.
Кому другому этого хватило бы с избытком. Да и вообще…
Ирина попробовала поставить себя на место другого человека. Вот она… у нее пропала дочь. Пришел человек, который ее ищет. Реакция?
Что угодно расскажу, только вы ее найдите! Чего не знаю, то узнаю, остальное придумаю. Но смысл-то один и тот же. Ее ребенок где-то там, во власти неизвестного подонка.
Страшно это.
А Мария даже не дергается.
Ирина решительно тряхнула головой.
— Да, это необходимо.
Женщина дернула уголком рта, едва заметно, но кивнула.
— Если так — конечно! Марк, позови всех! Проходите в гостиную.
— Спасибо, — поблагодарила Ирина.
Нацепила бахилы и прошла не разуваясь. Вот еще не хватало.
***
Квартира была под стать хозяйке.
Широкие коридоры, высокие потолки, четыре комнаты. Как мимоходом пояснила хозяйка — гостиная, спальня, две детских. Для девочек и для мальчиков.
Планировка — на обе стороны, все продумано, архитектор был весьма умным человеком, кухня — Ирина по дороге и туда нос сунула — большая, ванная — огромная, в ней установлены две душевые кабинки вместо лохани ванной.
И в то же время квартира…
Она неуловимо напоминала свою хозяйку.
Внешность — роскошная. Оправа — откровенно убогая.
Обои дешевые, какой-то жуткий цветочек, ей-ей, проще
Занавески под стать обоям, мебель из сетевого гипермаркета, даже не ДВП или ДСП, а какой-то новый материал, который пальцем проткнуть можно. Дрянь, одним словом.
Ремонт тоже так себе… нет, Ирина тут жить не хотела бы.
Дело даже не в ремонте. Дело в людях, в самой ауре дома. Сейчас Ирина чувствительна к таким вещам, сейчас она их всей шкурой ощущает. Может, не смогла бы внятно сформулировать, но кому нужны слова?
Кому нужны такие глупости, когда по коже бегут липкие гадкие мурашки?
Эта квартира — как весенний лед.
Бывает такое на реке, когда уже пришли оттепели, когда лед истончился и стал хрупким, словно полиэтиленовая пленка — пальцем проткнуть можно, когда на него не то, что вставать — дышать нельзя. Бывает.
И если после этого выпадет снежок, запорошит, закружит… он просто прикрыл ненадежный синий лед. Он просто обманывает глаза…
Вот и этот дом обманывает.
И женщина. И дети…
Их много. Шесть человек, Марк, Андрей, Семен, Петр, Мария и Анна. Откуда в этом библейском списке еще и Маргарита?
Об этом Ирина и спросила в первую очередь.
— Маргарита — ваша старшая дочь?
— Да.
— Почему — Маргарита?
— Мама так назвала. В честь бабушки.
И Ирине становится понятно, пусть не все, но кое-что. Достаточно увидеть промельк в голубых глазах женщины, при этом слове.
Коротеньком, самом лучшем — для нее слове.
Мама…
Мама может, и не одобряла выбор дочери, но внучку полюбила. Маргариту, Риточку. И пока она была жива, Петр не подмял жену. Не подчинил, ничего с ней не смог сделать.
А когда она ушла….
Ирина не знала, как это было. Но даже не сомневалась. Кравцов — человек достаточно властный, верующий, харизматичный — и нетерпимый к чужому мнению. Эгоцентричный — и жестокий, причем не к себе, любимому. Страшное сочетание на самом-то деле. Потому что рядом с ним жить нельзя.
Можно, наверное, но жить — и существовать суть разное.
Точно так же, как смотреть — и видеть. Радоваться потому, что так положено — или радоваться от всей души.
Здесь-то души и не было.
И прежде, чем Ирина успела сообразить, что говорит, у нее вырвалось сочувственное:
— Вам, наверное, было очень больно?
Ударь она женщину по лицу, и то такого эффекта не было бы.
Мария просто шарахнулась от нее, дернулась, словно Ирина вдруг рога и хвост отрастила.
— Откуда….?
— Не знаю. Но мне бы точно было больно, — призналась Ирина. — Лучше уж сразу, чем вот так, год за годом…
Ирина оглядела детей.
Вот стреляйте, режьте, убивайте…
Все они были копиями отца. Не лучшими, кстати, копиями. Словно проявленная фотография — и негатив. Не такими красивыми, яркими, обаятельными, словно размытые тени.