Зеркальное время
Шрифт:
Он протянул полицейскому плотно исписанный лист бумаги, дал ему время изучить текст и затем снова упрятал его в свой «дипломат».
— Видимо, у вашего клиента рыльце изрядно в пуху, если он так тщательно все предусмотрел, — злобно заметил полицейский.
— Ничуть. Он всего лишь отец, пекущийся о благополучии своего сына. У него опасная профессия. Ему приходится много ездить: поездами, теплоходами, самолетами и автомобилями. Вы сами знаете, сколько случается катастроф.
— Да, да, — прорычал полицейский. — И довольно об этом!
— Отнюдь! — возразил адвокат. — Я весьма сожалею,
— Его отец...
— Вопрос о том, что сделал или не сделал его отец, здесь не подлежит обсуждению, — сказал адвокат.
— Но ему что-то известно! — твердил свое полицейский. — Он утаивает от нас очень ценную информацию!
— Даже если и так! Сын не обязан давать показания против своего отца. Кроме того, Юлиан ничего и не утаивает, ведь так?
Юлиан кивнул.
— Тогда где же ты был прошедшие сутки?
— Я не помню, — уклончиво ответил Юлиан.
— Какой удобный ответ. Ты...
— Довольно! — резко оборвал адвокат. — Прежде чем вы созреете для допроса господина Рефельса, прошу принять к сведению, что я представляю также и его интересы.
— Ого, да ваш клиент действительно все предусмотрел! — с иронией сказал полицейский.
— Хотелось бы надеяться, — ответил адвокат. — Если у вас возникнут еще какие-то вопросы — вот мой номер телефона.
Полицейский больше не произнес ни слова, только хлопнул за собой дверью. Его ассистент —на сей раз предусмотрительно засунув руки в карманы — последовал за ним на безопасном расстоянии.
— Спасибо, — пролепетал Юлиан. — Это правда насчет Рефельса?
— Твой отец дал мне однозначные указания, — подтвердил адвокат. — Я должен позаботиться о том, чтобы ни одного из вас не беспокоили, когда дело касается... этих обстоятельств.
Юлиан ничего не мог понять. Уже само по себе то, что отец оставил распоряжения на случай своего внезапного исчезновения, было достаточно странно. Но Франк? Откуда отец мог знать обо всех этих неприятностях еще до того, как они произошли?
Врач вздохнул и вышел из кабинета, чтобы оставить их одних.
— Прежде чем мы перейдем к деталям, — продолжал адвокат, — я должен передать тебе письмо от отца...
Сердце Юлиана учащенно забилось. Он дрожащими пальцами принял старый, пожелтевший конверт с красной печатью, на котором рукой отца было написано имя Юлиана. Чернила выцвели, надпись пришлось по меньшей мере дважды обводить.
— ...И на словах сообщить тебе следующее: твой отец жив. Тебе не надо за него волноваться.
— Он жив? — Юлиан встрепенулся. — Где же он? Что с ним?
— Этого я не знаю, — ответил адвокат и умоляюще поднял руки. — У меня есть точные указания, что касается тебя и твоего друга, во всем же остальном мне известно так же мало, как и тебе.
Он сделал короткую сочувственную паузу и сменил тему:
— Доктор Бертрам считает, что тебе нужно побыть здесь еще два дня. Чисто для профилактики.
— А... потом? — помедлив, спросил Юлиан.
— Это зависит от тебя. Номер в отеле зарезервирован и оплачен до конца каникул. Ты можешь остаться здесь. Но если говорить честно, было бы лучше всего, если...
— ...я вернусь в интернат?
— Туда или в другое место. У тебя есть две-три недели отпуска. Можешь поехать куда хочешь.
Они поговорили о разных вещах, которые предстояла сделать, и лишь к концу разговора Юлиан постепенно осознал, что, собственно говоря, означают все эти сложные и подробные распоряжения и советы, оставленные его отцом.
Они означают, что он никогда больше не вернется.
Когда Юлиан это понял, его охватила глубокая, бесконечная тоска. Все уверения адвоката, что отец жив, что он находится в надежном месте, не утешали его. Он понял, что никогда больше его не увидит, а если так, то какая разница, умер он или просто исчез на все времена? Конечно, ему легче было знать, что отец не пострадал от встречи с созданиями тьмы, но вместе с тем он чувствовал себя обманутым и брошенным в беде.
Он встал и сунул конверт в карман халата. Конечно, он прочтет это письмо, но не здесь, а в своей палате, где ему никто не помешает.
Когда он вернулся в палату, уже смеркалось. Осколки были убраны, но новое зеркало, к великому облегчению Юлиана, не повесили, а медсестра во время его отсутствия принесла ему ужин. Он стоял еще теплый, но у Юлиана не было аппетита, хотя он давно ничего не ел.
Мальчик вынул из кармана письмо. Но еще до того, как распечатать его, он заметил, как в палате внезапно потемнело. Юлиан встал, включил свет и потом присел на стул около своей кровати. Снова взял письмо, но и на сей раз не вскрыл, потому что взгляд его скользнул по окну.
Яркий неоновый свет над его кроватью превратил оконное стекло в зеркало.
Он увидел в нем отражение своей кровати, двери, скромной больничной обстановки и себя самого, а позади — позади? — нет, внутри собственного своего отражения он увидел еще один, призрачный силуэт!
Он медленно поднялся и направился туда. Его отражение и отражение его призрачного спутника послушно повторили все эти движения.
Стекло было таким холодным, что он ощутил этот холод еще прежде, чем прикоснулся к нему. Кончики пальцев зеркального двойника соединились с его собственными, и озноб в пальцах заставил Юлиана вздрогнуть. Призрачный его двойник тоже выпрямил пальцы, но они не совпали с кончиками их зеркального отражения, они...
И тут он наконец понял и от облегчения чуть не рассмеялся.
В окне были двойные стекла, значит, было и два зеркальных отражения, которые накладывались одно на другое, но не совпадали полностью.
Но тревога не оставляла его. Какой бы смешной ни показалась ему эта ошибка, стало окончательно ясно, в каком он жалком состоянии. Если эта умопомрачительная история не прояснится, он неминуемо лишится рассудка. В третий раз он взял в руки письмо и наконец распечатал его.
Сургуч раскрошился в его пальцах в пыль. Видимо, очень старый сургуч. Лист бумаги был исписан мелким почерком, Юлиан без труда узнал руку отца, но буквы так выцвели, что с трудом поддавались чтению.